Зато четвертая и пятая — снова «восьмерка».
Но дальше, как Марта ни старалась, вперед не шла. Выше «восьмерки» прыгнуть никак не могла. Но и в «молоко» почти не попадала.
— А ты представь, что это не мишени, а те негодяи, которые… ну это… Представь, — неожиданно посоветовала Люба.
И Марта представила. Все пули ушли в «молоко».
— Поняла? — спросила сестра.
— Что поняла?
— Все мимо. А знаешь почему?.. Потому что ты дала волю своим эмоциям. А это волнение. Волнение — это дрожь в руке. А рука должна быть твердой… Теперь попробуй так. Нарисуй мысленный образ этих негодяев. И отодвинь их на задний план своего сознания, в «подкорку». Они как бы перед тобой, но ты о них не думаешь. Ты думаешь только о том, чтобы поразить мишень…
Марта так и поступила. И впервые приблизилась к «десятке». Одна пуля образовала дырку в кругу «девятки»…
В следующее воскресенье Марта отправилась в тир уже сама. Спортивная стрельба захватила ее.
— А что, сестра не приехала? — встретил ее Митрич. — И Анка тоже?.. Почему?..
Марта ему нравилась. И все-таки приезду Любы он был рад больше. И Марта знала, почему.
— Они вам привет просили передать, — улыбнулась она.
И достала из сумки бутылку импортной водки.
— Ух ты! — обрадовался Митрич. — «Абсолют», целая литра… Давай по чуть-чуть! — заговорщицки подмигнул он ей.
— Нет-нет, что вы, — улыбнулась Марта.
— Ну да, — почесал затылок Митрич. — Ты такая хрупкая, такая нежная… И пить… Да, дурака я свалял… Ну пошли, просто в моей каморке посидишь, журналы по стрелковому делу полистаешь. Если хочешь, мой треп послушаешь…
— Я бы поработать хотела…
«Поработать» — это выражение Любы. И Марта не говорила «стрелять». Она говорила «работать»…
— Да успеешь еще… А потом, там у меня, — он показал в сторону зала, — поэты работают…
— Поэты?
— Ну да, это я их так называю… Пошли. — Митрич осторожно взял ее за руку, будто боялся поранить ее.
И провел ее в свою каморку. Усадил в старое потертое кресло. Сам сел на табурет. Поставил бутылку на стол, любовно погладил ее по стеклянным бокам.
В это время послышались выстрелы. Марта уже достаточно хорошо разбиралась в стрелковом деле, чтобы понять — стреляют из боевого оружия.
— Ну вот, поэты поэмы складывают… — усмехнулся в ус Митрич.
— Почему поэты?
— Ты же знаешь, кто такие братки? — спросил он.
— Нет…
— Темнота!.. Хотя, конечно, тебе знать и не надо. Ничего хорошего в этих братках нет…
— Так кто они, эти братки?
— Это они себя братками называют. А на самом деле это обыкновенные бандиты. Про рэкет слышала?..
— Вообще-то да. По телевизору говорили…
— Вот и хорошо, что только по телевизору с этим сталкиваешься… Братки — это бандиты, рэкетиры. Все здоровые, накачанные. А рожи… Меня все перекреститься тянет, когда их вижу. И это при том, что человек я не шибко верующий… И разговаривают они не по-людски… Этта, типа, в натуре, короче… И мат-перемат через слово…
— А почему поэты?
— А они как приходят, так и говорят. |