Эцио распрямил плечи. Он оставил старика умирать от его собственной руки. Он дал ему время помолиться. Он не вонзил ему в сердце клинок, чтобы убедиться в его смерти.
Ледяная рука сжала сердце, и ясный голос у него в голове произнес: «Ты должен его убить».
Он встряхнулся, словно собака, прогоняя сомнения. Но его мысли все еще крутились вокруг таинственного происшествия в странной Сокровищнице под Сикстинской капеллой в Ватикане, в Риме. В здании, из которого он только что вышел, моргая от яркого солнечного света. Все вокруг казалось ему удивительно спокойным и нормальным – строения Ватикана стояли так же, как и до этого, и по-прежнему были великолепны в ярком солнечном свете.
Воспоминания о том, что только что произошло в Сокровищнице, вернулись. Сильнейшие волны воспоминаний захлестнули его сознание. В Сокровищнице он узрел видение, встретился со странной богиней – другого описания для случившегося у него не было – которая, как он теперь знал, была Минервой, римской богиней мудрости. Она показала ему далекое прошлое и еще более отдаленное будущее, заставив его возненавидеть ответственность, которую он взвалил на свои плечи, за знания, что он получил от неё.
С кем он может поделиться ими? Сможет ли хоть кому-нибудь раскрыть их? Всё казалось ненастоящим.
Единственное, что он точно знал после этого происшествия, – хотя его лучше назвать испытанием, – то, что борьба еще не закончена. Возможно, когда-нибудь и наступит день, когда он сможет вернуться в родную Флоренцию, остепениться, засесть за книги, выпивать с друзьями зимними вечерами, охотиться с ними осенью, бегать за девушками весной и следить за сбором урожая в своих имениях летом.
Но всё это было не то.
В глубине души он знал, что тамплиеры и зло, которое они собой представляли, еще существуют. В их лице он боролся против монстра с огромным количеством голов – их было больше, чем у Гидры. И, как и в случае с легендарным чудовищем, чтобы уничтожить тамплиеров, требовался человек вроде Геркулеса, потому что организация эта была бессмертной.
– Эцио!
Голос дяди был суровым, но именно он вывел Эцио из состояния задумчивости, захватившего его. Он должен сосредоточиться. Он должен мыслить ясно.
В голове Эцио бушевало пламя. «Я Эцио Аудиторе да Фиренце, – утешительно сказал он сам себе. – Я силен, и верен традициям ассасинов».
Он снова ощутил под ногами твердую землю. Эцио не знал, было ли произошедшее сном или нет. Учение и откровения странной богини в Сокровищнице до глубины души потрясли его убеждения и разрушили все предположения. Это было похоже на то, как если бы само Время перевернулось с ног на голову. Выйдя из Сикстинской капеллы, где он, по-видимому, оставил умирать, порочного Папу Римского, Александра VI, он зажмурился от неприятных солнечных лучей. Вокруг собрались его друзья, товарищи-ассасины, лица их были серьезными и наполненными мрачной решимостью.
Но его продолжала преследовать мысль: должен ли был он убить Родриго, чтобы убедиться в его смерти? Он выбрал «нет», – казалось, не сумев достичь последней цели, Борджиа действительно стремился свести счеты с жизнью.
Но в голове Эцио все еще звучал ясный голос.
И было еще кое-что. Теперь его тянула обратно в капеллу непонятная сила, – Эцио чувствовал, что что-то еще было не сделано.
И дело не в Родриго. Не только в нем. Хотя он должен сейчас же прикончить его. Но было что-то еще!
– Что такое? – Спросил Марио.
– Я должен вернуться… – Ответил Эцио.
Желудок сжался от понимания того, что игра еще не окончилась, и что Яблоко никогда не должно попасть в чужие руки. Как только Эцио осенила эта мысль, он понял, что должен торопиться. Оторвавшись от надежной руки дяди, он поспешил обратно, во мрак. Марио, приказав остальным оставаться на месте и следить за происходящим снаружи, последовал за ним. |