Ларош-Боассо — искусный фехтовальщик, но он встретил противника, достойного себя. Даже не знаю, кому из этих двух желать успеха: старик на меня зол, но и Ларош-Боассо стал опасен, очевидно, у него на уме что-то страшное, а мне совсем не хочется становиться преступником. Пусть Бог или черт решает, кто из них победит!
Он не успел произнести этого великодушного желания, как шпаги противников скрестились с громким лязгом.
В это время Леонс и Дени скакали в каменоломни Монфишэ, куда был загнан жеводанский зверь. Эти заброшенные каменоломни находились посреди горной и лесистой местности, где Леонс впервые встретился со зверем, на которого сейчас вел охоту. Но воспоминание о той схватке нисколько не охлаждало пыл молодого человека. Менее чем через четверть часа он и его спутник на взмыленных лошадях и едва переводя дух от быстроты, с которой мчались, прискакали к проходу, который стерегли Жервэ и несколько крестьян, вооруженных дубинами и ружьями. Проход этот был не что иное, как пролом в скале, устроенный некогда для проезда телег; две базальтовые глыбы находились по обе его стороны. Через это отверстие было видно довольно обширное пространство, окруженное остроконечными скалами и усеянное камнями и кустарником. Жервэ и его товарищи держали на привязи двух собак, которые рычали, временами поглядывая на вход в каменоломню. Увидев Леонса и Дени, Жервэ обрадовался.
— Я вас ждал с нетерпением, — сказал он, пока всадники сходили с лошадей. — Это хитрое животное приближалось к нам несколько раз, так что я стал побаиваться, как бы оно не рискнуло прорваться сквозь проход. К тому же начинает темнеть, а если его не убить засветло, то можно быть уверенным, что волк у нас уйдет, как его ни стереги!
— Ты уверен, что он не выбрался из западни? — спросил Дени.
— Конечно, посмотрите, как собаки рвутся и нюхают воздух, чуя близость зверя. Проклятый волк не более как в пятидесяти шагах отсюда!
— Хорошо, — сказал Леонс. — Ты, Дени, оставайся с этими добрыми людьми и будь готов встретить волка, если он попробует от нас ускользнуть. Я же один войду туда с Кастором; для обороны мне будет достаточно моего карабина со штыком и охотничьего ножа.
Дени слушал с изумлением, к которому примешивался страх.
— Простите мою дерзость, — сказал он почтительно. — Но я позволю себе обратить ваше внимание на опасность, которой вы подвергаетесь, идя совершенно один на грозного зверя. Он будет неистово бороться за свою жизнь! С вашего позволения, я пойду с вами, и вместе…
— Я не позволю этого, Дени, — возразил Леонс с твердостью. — Я не хочу ничьей помощи в борьбе, которая мне предстоит. Никто не войдет в каменоломню, что бы ни случилось. Вы меня поняли, надеюсь? Я никогда не прощу того из вас, кто ослушается моего приказания. Только в том случае, если волк прорвется сквозь проход, вы можете стрелять в него; до тех пор никак не заявляйте о своем присутствии.
Леонс обыкновенно обращался с подчиненными мягко, но на этот раз тон его был резок и повелителен. Тем не менее егерь не отступал:
— Я старый охотник, мосье Леонс, и мой долг предупредить вас об опасности.
— Довольно, — остановил его Леонс. — Мой карабин заряжен?
— Я только что его зарядил двумя мерками пороха и двумя пулями.
— Хорошо.
Молодой человек удостоверился, что затравочный порох не отсырел, провел ногтем по огниву и, вынув из ножен свой охотничий нож, оказался готов пойти на грозного противника.
— Не забудьте моих наставлений, друзья, — сказал он уже голосом спокойным и почти веселым. — Стерегите хорошенько ваш пост, более я от вас ничего не требую.
В ту минуту, когда он собирался идти, приказав спустить Кастора, собаку Жана Годара, Дени сказал ему умоляющим тоном:
— Господин, прошу вас, возьмите с собой ищейку. |