|
Впечатление злобной личности он не производил, отличаясь на редкость спокойным и даже чрезмерно уравновешенным поведением – правда до тех пор, пока в его руках не оказывалось что то стреляющее. Вот тогда он преображался по полной – даже лицо, всегда открытое и приветливое, превращалось в какую то застывшую маску Древнего и, несомненно злобного, Бога. Да и стрелял он – как Бог. Из всего, с любой руки, из любого положения. Где он так научился Злоб не рассказывал, а спрашивать, как вы помните, у нас было не принято, как и про то – по какой причине он оказался в штрафниках. Личное дело так же особо картину не проясняло, имея в соответствующей графе всего одну запись – «пренебрежение ТБ при стрельбах, повлекшее ранение среди ком. состава.». Кого и по какой причине он, скажем так – «ранил», было неясно, ну а расспрашивать я не спешил – всё по той же причине, что и изложил уже выше.
Сейчас здесь было пусто – мы были на Станции и народ предпочитал проводить время вне корабля, тратя своё жалованье, благо хорошо платить мои резервы ещё позволяли, по кабакам и прочим увеселительным заведениям. Стреляли мы долго – все, кроме меня, всадили по закреплённой на щите пластинке не менее пары обойм, благо чего чего, а патронов у нас было с избытком. Лично я от стрельбы отказался, полностью доверяя словам Жерга, а вот остальные… Результат их стараний был предсказуем – чешуйка вздрагивала, подпрыгивала в удерживавших её скобах, но держалась, не позволив ни одной пуле пробить, да что там пробить – оставить хотя бы царапину на её поверхности. Рикошетов, которых я, признаюсь, поначалу опасался, тоже не было – все пули, даже с бронебойными сердечниками, которые решил использовать Жвалг, плющились об её поверхность, постепенно формируя небольшой холмик на полу у основания щита – все же стреляли все трое отменно, гораздо лучше меня, что собствственно и было ещё одной причиной, из за которой я решил воздержаться от стрельбы – мазать у всех на глазах мне не хотелось. – А что это вы тут делаете? – в наступившей после окончания стрельбы тишине, голос Мрака, нашего старшего артиллериста, так же принимавшего участие в стрелковых соревнованиях и твёрдо удерживавшего второе место в личном зачёте, прозвучал и неожиданно, и громко – особенно на фоне стихшего грохота выстрелов. – Фуух! – выдохнул вздрогнувший Шнек: – Напугал, блин! Мрак! Нельзя к людям так внезапно подкрадываться! Заикой сделаешь! – Подкрадываться? Да тут на танке кататься можно было – вы бы не услышали! Так делаете то – чего? – Вот, – кивнул я на чешуйку: – Прострелить её хотим. – И ни как? Мы дружно покачали головами. – А бронебойными? – Пробовали, – кивнул Док: – Плющатся. – Сердечник плющится? – Угу. – Иди ты… Он же… – Сам иди, – Жвалг махнул рукой к мишени: – Вон валяются. Иди и посмотри. К мишени наш артиллерист не пошёл, наоборот – он покинул тир, попросив нас обождать несколько минут, после чего резво потрусил из трюма, снова оставив нас одних. – Надеюсь он не за пушкой побежал? – нейтральным тоном, вытаскивая из пачки сигарету поинтересовался я. – Не, пушку он вряд ли дотащит, Мрак у нас парень здоровый, – наклоняясь что бы прикурить, усмехнулся Шнек: – Но пушку вряд ли. Да и снимать её, со станины то, долго – а он обещал быстро вернуться. Вот базуку он вполне припереть может, это да. Долго ждать нам не пришлось – слегка запыхавшийся Мрак вернулся, прижимая к груди небольшой кейс, когда моя сигарета уменьшилась только на половину. – Сейчас посмотрим, – опустившись на одно колено он раскрыл чемоданчик и извлёк из него длинноствольный, весьма изящно выглядевший пистолет: – Вот! – он, с гордостью, погладил ствол, точнее – два ствола, расположенных один под другим как у вертикалки – широко распространённого охотничьего ружья. |
