|
- Гордая, себя борет, но добрая, прелестная, великодушная! - полушепотом восклицала г-жа Хохлакова. - О как я ее люблю, особенно иногда, и как я всему, всему теперь вновь опять рада! Милый Алексей Федорович, вы ведь не знали этого: знайте же, что мы все, все - я, обе ее тетки, - ну все, даже Lise, вот уже целый месяц как мы только того и желаем, и молим, чтоб она разошлась с вашим любимцем Дмитрием Федоровичем, который ее знать не хочет и нисколько не любит, и вышла бы за Ивана Федоровича, образованного и превосходного молодого человека, который ее любит больше всего на свете. Мы ведь целый заговор тут составили, и я даже может быть не уезжаю лишь из-за этого... - Но ведь она же плакала, опять оскорбленная! - вскричал Алеша. - Не верьте слезам женщины, Алексей Федорович, - я всегда против женщин в этом случае, я за мужчин. - Мама, вы его портите и губите, - послышался тоненький голосок Lise из-за двери. - Нет, это я всему причиной, я ужасно виноват! - повторял неутешный Алеша в порыве мучительного стыда за свою выходку и даже закрывая руками лицо от стыда. - Напротив вы поступили, как ангел, как ангел, я это тысячи тысяч раз повторить готова. - Мама, почему он поступил как ангел, - послышался опять голосок Lise. - Мне вдруг почему-то вообразилось, на всё это глядя, - продолжал Алеша, как бы и не слыхав Лизы, - что она любит Ивана, вот я и сказал эту глупость... и что теперь будет! - Да с кем, с кем? - воскликнула Lise, - мама, вы верно хотите умертвить меня. Я вас спрашиваю - вы мне не отвечаете. В эту минуту вбежала горничная. - С Катериной Ивановной худо... Оне плачут... истерика, бьются. - Что такое, - закричала Lise, уже тревожным голосом. - Мама, это со мной будет истерика, а не с ней! - Lise, ради бога не кричи, не убивай меня. Ты еще в таких летах, что тебе нельзя всего знать, что большие знают, прибегу всё расскажу, что можно тебе сообщить. О боже мой! Я бегу, бегу... Истерика - это добрый знак, Алексей Федорович, это превосходно, что с ней истерика. Это именно так и надо. Я в этом случае всегда против женщин, против всех этих истерик и женских слез. Юлия, беги и скажи, что я лечу. А что Иван Федорович так вышел, так она сама виновата. Но он не уедет. Lise, ради бога не кричи! Ах да, ты не кричишь, это я кричу, прости свою мамашу, но я в восторге, в восторге, в восторге! А заметили вы, Алексей Федорович, каким молодым, молодым человеком Иван Федорович давеча вышел, сказал это всё и вышел! Я думала, он такой ученый, академик, а он вдруг так горячо-горячо, откровенно и молодо, неопытно и молодо, и так это всё прекрасно, прекрасно, точно вы... И этот стишок немецкий сказал, ну точно как вы! Но бегу, бегу. Алексей Федорович, спешите скорей по этому поручению и поскорей вернитесь. Lise, не надобно ли тебе чего? Ради бога не задерживай ни минуты Алексея Федоровича, он сейчас к тебе вернется... Г-жа Хохлакова наконец убежала. Алеша, прежде чем идти, хотел было отворить дверь к Lise. - Ни за что! - вскричала Lise, - теперь уж ни за что! Говорите так, сквозь дверь. За что вы в ангелы попали? Я только это одно и хочу знать. - За ужасную глупость, Lise! Прощайте. - Не смейте так уходить! - вскричала было Lise. - Lise, у меня серьезное горе! Я сейчас ворочусь, но у меня большое, большое горе! И он выбежал из комнаты. VI. НАДРЫВ В ИЗБЕ. У него было действительно серьезное горе, из таких, какие он доселе редко испытывал. |
