Усилием воли она наконец перевела взгляд к подоконнику, приветливо улыбнулась фигуркам, просвечивающим сквозь задернутую штору, брезгливо поморщилась на силуэт стопки газет «ЗОЖ», возвышающихся на половине Любови Филипповны. Но тут же себя одернула: «Не гневи Творца, Берта, ЗОЖи – твой козырь, весы Фемиды. „Плесневой юбке“ – сборище народных рецептов, тебе – амуры, клоуны, скрипачи. И пусть строчит жалобы сколько угодно. Пока растет стопка, у тебя есть неколебимый аргумент в защиту».
Несмотря на увиденные пятки, настроение сегодня было приподнятым. Хотелось скорее выйти на божий свет, на свежий воздух, поскрипеть молодым снежком под ногами.
Вчера она побывала на приеме у Натальи Марковны. Плановый врачебный прием проводился в интернате раз в неделю, по пятницам. Расположенный на первом этаже кабинет Натальи Марковны отличался от соседнего кабинета Цербера, как эдемские кущи от пустыни Гоби. Темно-зеленые гобеленовые шторы, два уютных глубоких кресла со специально подобранными под спину подушечками, журнальный столик светлого дерева, миниатюрный сервантик с чудеснейшим, в китайских драконах, чайным сервизом, льняные выбеленные салфетки – все было куплено за свой счет и в разное время привезено Натальей Марковной из собственного дома. Каждый из бывших деятелей культуры, стосковавшийся по красоте и обходительному отношению, норовил задержаться в ее кабинете как можно дольше. Но врачебный прием, во избежание беспорядков, был строго регламентирован Цербером: на каждого ходячего (лежачими занимался другой доктор) отпускалось не более десяти минут. И даже за эти минуты Наталья Марковна успевала, усадив пациента в кресло, напоить его чаем и выслушать, помимо рассказа о самочувствии, какую-нибудь дополнительную историю или жалобу. Берта, любившая бывать в кабинете Натальи Марковны не меньше остальных, называла его «оазисом последней надежды».
– Что ж, давление вполне приличное, да и вообще, по сравнению с большинством, вы просто молодцом. Однако, может быть, есть жалобы? – спросила по традиции Наталья Марковна, разливая по чашкам благоухающий на всю комнату чай «Грезы султана».
– Если честно, есть, – впервые за три года произнесла, усаживаясь в кресло, Берта, подправляя под спину бархатную подушечку.
Наталья Марковна поставила чайник на подставку, села в кресло напротив и обратила не Берту свои внимательные зеленоватые глаза:
– Выкладывайте.
– Спина стала болеть гораздо сильнее, и ноги все чаще подвихиваются.
– Ну-у-у, – словно с облегчением протянула доктор, – в вашем возрасте закономерное явление. Скелет оседает, позвоночные диски стираются, а насчет ног – слабые связки голеностопа, нужны правильная обувь и хорошие стельки. – Она придвинула к Берте коробку конфет. – Могу, если хотите, для позвоночника назначить вам процедуру растяжки, но при вашей в кавычках любви к процедурам наверняка ограничитесь единственным разом. А потом, такова своего рода, извините, расплата.
– За что? – насторожилась Берта, отпив из чашки с драконом и возвращая ее на блюдечко.
– Думаю, нелегко всю жизнь носить на плечах гордо поднятую голову.
– Критикуете… – качнула головой Берта, выбирая глазами конфету.
– Комплиментирую! Знаете, что могу посоветовать совсем не затруднительное? Потягиваться утром в кровати, как потягиваются, перевернувшись на спину, кошки. И прогулки, прогулки, прогулки – неторопливым шагом прогулки.
– Проще говоря, предлагаете донашивать то, что есть?
– Примерно так, – улыбнулась Наталья Марковна. – Что соседка, поет?
– Не то слово, – невесело усмехнулась Берта. |