Коллектив любой крупной газеты напоминал ему нечто среднее между полицейским участком, сумасшедшим домом и вокзалом, с которого каждую минуту неожиданно, без объявления, мог отойти любой поезд. Они договорились встретиться с главным редактором газеты перед зданием редакции. Сорокин уже ждал его, нетерпеливо поглядывая на часы.

— Кажется, я опоздал, — взглянул на часы Дронго.

— Почти вовремя, — уточнил Сорокин, — просто я приехал гораздо раньше.

Ждал вас в своем кабинете.

— Напрасно, — с сожалением заметил Дронго, — теперь ваши сотрудники будут знать, что вы спускались вниз, чтобы встретить обычного сотрудника зарубежной радиокомпании. В результате интерес ко мне возрастет, а нам с вами это не нужно. Они замкнутся передо мной.

— Я на это посмотрел несколько иначе, — возразил Сорокин, — если станет известно, что я специально спустился вниз, чтобы встретить вас, значит, априори, уважать вас будут чуточку больше, чем обычного посетителя. Если я оказываю вам «особое покровительство», то никто не захочет портить отношения прежде всего со мной.

— Логично, — засмеялся Дронго, — очевидно, в вашей редакции выстроена строгая иерархия.

— Иначе нельзя, — вздохнул Сорокин, — развалят газету. Думаете, нам легко сохранять такой тираж?

В коридоре, куда они поднялись на лифте, курили два молодых сотрудника.

Увидев Главного, появившегося вместе с незнакомым человеком, оба потушили сигареты и ускользнули в соседний кабинет. Сорокин покачал головой и нарочито громко сказал: «Ох уж эти курильщики».

Секретарь Главного, сидевшая за столиком в приемной, при появлении шефа почтительно встала, как бы ожидая указаний. Дронго обратил внимание на ее красивые ноги, которые она не особенно скрывала под мини-юбкой, очень короткой даже по московским меркам. Блондинка, девица лет двадцати, улыбнулась Сорокину и без интереса посмотрела на Дронго, как на одного из ежедневных просителей, осаждавших кабинет шефа.

Сорокин попросил вызвать какого-то Корытина и, пропустив гостя вперед, вошел в кабинет, просторную, очень светлую комнату, обставленную не без канцелярских излишеств. Открыв массивный сейф, он достал из него три пачки крупных купюр и протянул гостю.

— Здесь двадцать пять тысяч.

— Спасибо. — Дронго положил их во внутренний карман пиджака. Он никогда не считал деньги.

Главный редактор, как бы забыв тут же о денежном вопросе, спросил:

— Вызывать людей сюда или хотите беседовать наедине?

— Только в вашем присутствии. Иначе они решат, что я следователь прокуратуры, и вообще не захотят ничего рассказывать. А еще лучше — вызовите кого-нибудь из заместителей и поручите меня его заботам.

— Я уже вызвал, — кивнул Сорокин, — Корытин Савелий Александрович, наш ответственный секретарь, неплохо знал Звонарева. Он, собственно, и привел его к нам. Если захотите, сначала побеседуете с ним, а уже потом с теми журналистами, которые вас заинтересуют. Он как раз один из тех двух журналистов, чьи фамилии я вам вчера отметил.

— У погибшего были друзья в редакции?

— Мы все были его друзьями. Но особенно близко он дружил с Олегом Точкиным.

— Это который пишет на криминальные темы?

— Вы неплохо знаете наших сотрудников, — удивился Сорокин.

— Иногда читаю их статьи, — признался Дронго. — Да, по-моему, «Московский фаталист» читает вся Москва.

— Раньше у нас был огромный тираж, — признался Сорокин, — сейчас он немного упал.