А тогда, понимаете, все пропало. Не знаешь, где ты, ты отдана на милость ветра и волн, и ты уже не свободна, что-то тебя подхватило и несет, ты в чем-то увязла… Что за чушь я несу! Все бренди виноват.
Он согласился.
– Отчасти бренди, несомненно. Так где же подхватило вас это нечто?
– О, далеко… все это далеко…
– Что же это было такое, от чего вам пришлось бежать?
– Ничего не было, абсолютно. В том-то и дело. Я ведь счастливая. У меня было все. – Она угрюмо повторила:
– Все… О, не то чтобы у меня не было огорчений, потерь, не об этом речь. Я не горюю о прошлом. Не воскрешаю его и не переживаю заново. Не хочу возвращаться и даже идти вперед. Чего я хочу – так это куда-нибудь скрыться. Вот я сижу здесь, пью бренди, но меня нет, я уношусь за пределы гавани, дальше и дальше – в какое-то нереальное место, которого и нет вовсе. Как в детстве летаешь во сне: веса нет, так легко, и тебя уносит.
Глаза опять расширились и расфокусировались. Ллевеллин сидел и смотрел.
Она как будто очнулась.
– Извините.
– Не надо возвращаться, я ухожу. – Он встал. – Можно, я иногда буду приходить сюда и разговаривать с вами?
Если не хотите, скажите. Я пойму.
– Нет, я бы хотела, чтобы вы приходили. До свиданья. Я еще посижу. Понимаете, я не всегда могу улизнуть.
Еще раз они разговаривали неделю спустя.
Как только он уселся, она сказала:
– Я рада, что вы не уехали. Боялась, что уедете.
– Пока еще не уезжаю. Рано.
– Куда вы отсюда поедете?
– Не знаю.
– Вы хотите сказать, что ждете распоряжений?
– Что ж, можно и так выразиться.
Она медленно проговорила:
– В прошлый раз мы говорили обо мне. Совсем не говорили о вас. Почему вы приехали на остров? Была причина?
– Пожалуй, причина та же, по которой вы пьете бренди: уйти, в моем случае – от людей.
– От людей вообще или от каких-то конкретно?
– Не вообще от людей. От тех, кто меня знает или знает, кем я был.
– Что-то произошло?
– Да, кое-что произошло.
Она подалась вперед.
– Как у меня? Вы сбились с курса?
Он яростно мотнул головой.
– Нет. То, что случилось со мной, – неотъемлемая часть моей судьбы. Оно имело значение и цель.
– Но вы же сказали про людей…
– Дело в том, что люди не понимают. Жалеют меня, хотят затащить обратно – к тому, что завершено.
Она сдвинула брови.
– Не понимаю…
– У меня была работа. – Он улыбнулся. – Я ее потерял.
– Важная работа?
– Не знаю. – Он задумался. – Пожалуй, да. Но откуда нам знать, что важно, а что нет. Надо привыкнуть не полагаться на собственные оценки. Все относительно.
– Значит, вы бросили работу?
– Нет. – На его лице снова вспыхнула улыбка. – Меня уволили.
– О! Она чуть отшатнулась. – Вы были против?
– Еще бы. Любой был бы на моем месте. Но теперь все позади.
Она нахмурилась, глядя в пустой стакан. Повернула голову, и официант заменил пустой бокал полным.
Сделав два глотка, она сказала:
– Можно вас кое о чем спросить?
– Пожалуйста.
– Как вы думаете, счастье – это очень важно?
Он подумал.
– Трудный вопрос. Боюсь, вы сочтете меня ненормальным, если я скажу: счастье жизненно важно и в то же время не имеет никакого значения.
– Не могли бы вы выразиться яснее?
– Ну, это как секс. Жизненно важная вещь и в то же время ничего не значит. |