Далее собрание переместилось в еще одну свежевыкрашенную избушку на краю деревни. Народ возвысил голос и не смолкал до тех пор, пока вдова не услышала, что этому господину от нее нужно, и что он, с божьей помощью, проделал далекий путь из Америки, и что карманы у него набиты золотом. На этом Фланаган повелительным жестом остановил стихийное вече и разогнал его, как стаю гусей. Затем ухватил Найджела за локоть и прошипел ему в самое ухо, с выражением, которое сделало бы честь участнику античной трагедии: «Не вздумайте никому говорить, что вы из полиции, иначе эта старая дама зарубит вас прямо на месте».

Однако же вдова О’Брайан не выказала и тени агрессии. Это была маленькая толстушка с выцветшими голубыми глазами и изборожденным морщинами, как скорлупа грецкого ореха, лицом. На голове у нее был красный платок. Она низко поклонилась Найджелу и сделала шаг в сторону, приглашая его войти в хижину. Тут стоял густой запах торфяного дыма, упорно не желающего улетучиваться сквозь дыру в крыше, служащую дымоходом. Откашливаясь и моргая – глаза не сразу привыкли к царящему здесь полумраку, – Найджел присел на колченогий стул. На колени ему немедленно попыталась взлететь курица, из загона, обнесенного невысокой оградой, недовольно поглядывал козел. Вдова О’Брайан с чем-то возилась в сторонке. Чуть спустя появился чайник и две чашки.

– Немного чаю, сэр, после дороги, – предложила она с изысканной вежливостью. – Хороший чай, крепкий, мышь по нему пробежит – лапок не замочит.

Найджела вдруг охватило безумное желание вытащить из нагрудного кармана живую мышь, как это с невероятной ловкостью проделывал Харпо Маркс в роли бойскаута. Но он просто отхлебнул чаю и приступил к разговору.

– Я приехал, чтобы разузнать кое-что о семье Фиеров. Они жили в Мейнарт-Хаусе. Мне сказали, лучше вас мне в этом никто не поможет.

– А-а, вы про Фиеров, – с довольной улыбкой протянула миссис О’Брайан и откинулась на спинку кресла-качалки. – Ну конечно же, мне есть что про них рассказать. Только я не жила в Большом доме с тех пор, как мой муж, упокой Господь его душу, умер у меня на руках, и до того дня, когда дом сожгли дотла эти бандиты-таны. Ох и люди были – мистер Фиер и его жена! Других таких, хоть до Дублина дойдешь, не отыщешь.

– Я так понимаю, вы служили у них экономкой, миссис О’Брайан?

– Нет, – покачала головой старушка, явно польщенная. – Меня взяли в Большой дом няней мисс Джудит, когда она была еще совсем младенцем. Что за чудесная крошка была! И брат Дермот ей под стать. Правильный молодой человек. Но упрямый! – Миссис О’Брайан вскинула руки и воздела очи горе. – Сколько раз я перекидывала его через колено – мисс Джудит тоже – и лупила домашними тапочками. Ну и проказники были! Заводили друг дружку и мучили всех домашних. Но знаете, сэр, долго на них сердиться было нельзя. Подойдут, поднимут головки, улыбнутся, словно два ангелочка, а после давай швырять камнями в стекла оранжереи, или размалевывать в доме стены, или другие штучки откалывать.

– Хорошо им было, наверное, носиться здесь на свободе, место-то какое. Наверное, вы гордились ими, когда они выросли.

– Да, пока они были рядом, – вздохнула старая нянька. – Мистер Дермот правильный был молодой человек. Все девчонки в Вексфорде и Уиклоу за ним бегали, что было, то было. А как он ездил на лошади! Выигрывал все скачки с препятствиями на юго-востоке и еще получил приз по выездке в Дублине. А в один прекрасный день, никому, кроме, может, мисс Джудит, не сказав ни слова, он вместе с этим юным чертенком Джеком Ламбертом куда-то исчез. Через два дня его бедная матушка получила письмо – волосы рвала на себе, все никак не могла успокоиться, – и говорилось в нем, в этом письме, что они с Джеком записались в английскую армию и скоро привезут ей красивый подарок аж из Берлина.