– «К социалистам»… понятно. А социалисты – это…

– Объединенные рабочие.

– Так, но Блэр ведь точно не собирается поддерживать профсоюзы, верно? Вспомни, что он сказал про четвертую статью.

– А тори – это просто ерунда.

– «Ерунда»? – усомнился Марк. – Экономика сейчас в лучшем состоянии, чем была в течение семи лет.

– Нет, не в лучшем! – завелась я. – Наверняка они её улучшили, потому что скоро выборы.

– Что «улучшили»? – уточнил Марк. – Экономику?

– Какова позиция Блэра в Европе по сравнению с позицией Мейджора? – вступила Луиза.

– Да. И почему он не принял обещания тори год за годом увеличивать ассигнования на здравоохранение? – подхватил принц Эндрю.

Честное слово, так они и беседовали, рисуясь друг перед другом. Скоро я поняла, что больше этого не вынесу.

– Дело всё в том, что голосовать надо за принцип, а не за непонятную деталь – такой процент или вот такой. И совершенно ясно, что лейбористская партия поддерживает принципы доброты и участия, интересы геев, матерей-одиночек и Нельсона Манделы. А противостоят ей орущие высокомерные мужчины – эти заводят интрижки со всеми, кто попадается на пути, трахаются направо и налево, ходят в ресторан «Ритц» в Париже, а потом ругают всех ведущих программы «Сегодня».

За столом наступила глубокая тишина.

– Ну, кажется, ты изложила суть в двух словах. – Марк засмеялся и погладил моё колено. – С этим мы бессильны спорить.

Все смотрели на нас. Потом, вместо того чтобы кому-нибудь пойти в туалет – как случается у нормальных людей, – они сделали вид, что ничего не произошло, и снова стали чокаться и тараторить, совершенно не обращая на меня внимания.

Никак не могла оценить, ужасно ли моё положение или ничего. Будто я в племени папуасов Новой Гвинеи, спариваюсь с собакой вождя и понятия не имею, что означает шёпот вокруг: то ли им всё равно, то ли обсуждают, как поджарить твою голову.

Кто-то постучал по столу и произнёс речь – по-настоящему, безумно, невыносимо скучную. Как только она кончилась, Марк прошептал:

– Пойдём отсюда, а?

Мы попрощались и направились к выходу.

– Э-э-э, Бриджит, – обратился ко мне Марк, – не хочу тебя тревожить, но… у тебя что-то странное вот тут, на поясе.

Рванула у него свою руку: жуткий корсет каким-то образом завернулся по краям и выпирает на талии, как огромная запасная шина…

– Что это? – осведомился Марк, кивая и улыбаясь, пока мы прокладывали путь между столиками.

– Ничего… – выдавила я.

Как только выбрались из зала, я кинулась в туалет. Довольно трудно стянуть с себя платье, раскатать жуткий корсет, а потом снова надеть всё это кошмарное одеяние. Безумно захотелось оказаться дома, в просторных штанах и свитере.

Вынырнула в холл – и чуть не развернулась и снова не заскочила в туалет: Марк опять беседует с Ребеккой… Она что-то шепчет ему на ухо, а затем разражается ужасным, ухающим смехом.

Подхожу к ним, неловко останавливаюсь.

– А, вот она! – обрадовался Марк. – Всё в порядке?

– Бриджит! – воскликнула Ребекка, делая вид, что ей прямо-таки оч-чень приятно меня видеть. – Слышала, ты всех сильно поразила своими политическими взглядами!

Очень хотелось выдумать что-нибудь смешное, но вместо этого я стояла и смотрела на неё нахмурив брови.

– Это было великолепно! – заявил Марк.