| 
                                     Но присутствие Альбана ей сильно мешало, ведь она поклялась ему никогда больше не произносить при нем имени Шарлотты. Леони была привязана к молодому человеку и дорожила своим положением у него в доме, поэтому она не решилась нарушить данную ему клятву, да еще таким вопиющим образом. Разумеется, она могла бы сама съездить в Шатле и попросить де ла Рейни о встрече, но Альбан снова мог оказаться там и, конечно же, воспринял бы ее настойчивость крайне болезненно и неодобрительно.
 Леони затихла, не двигаясь, в карете и смотрела на двух беседующих мужчин. Наконец Фромантен, которому надоело сидеть на козлах без дела, наклонился к окошечку и спросил: 
— Куда поедем, мадемуазель? 
— Сама не знаю! Герцогиня Орлеанская уехала в Виллер-Котре, а я неподалеку от нас вижу господина де ла Рейни и очень бы хотела обменяться с ним парой словечек, но... 
— Вас смущает присутствие господина Делаланда! Смотрите-ка, они продолжают говорить и вместе уходят, а раз так, я осмелюсь кое-что предложить мадемуазель. Конечно, если она мне позволит. 
— Говорите не стесняясь, Фромантен. 
— Господин Делаланд не так хорошо знаком с моим хозяином, как вы, мадемуазель. И, вполне возможно, ничего не заподозрит, если увидит в Шатле господина дю Булюа. А если хозяин туда съездит... 
— Вы совершенно правы, Фромантен, и я сама должна была бы до этого додуматься. Старею! — заключила она с печальным вздохом. — Трогайте, пожалуйста, едем домой. 
Мадемуазель Леони поговорила с господином Исидором, и предложение было встречено тем более благожелательно, что сам господин Исидор тоже об этом думал, но не решался предпринимать никаких действий без одобрения мадемуазель Леони. Как никак Шарлотта была ее родственницей, а он, хоть и сохранил чудесные воспоминания о путешествии с двумя юными фрейлинами, которых отозвали из Испании во Францию, никогда бы не посмел вмешаться в семейные заботы мадемуазель Леони из опасения, что она может счесть его наглецом и нахалом. Из чего явствует, что он весьма дорожил отношениями с мадемуазель Леони... 
Получив весьма важное поручение, господин Исидор на следующий же день после полудня отправился и Шатле. Там он осведомился, на месте ли господин де ла Рейни, и, получив утвердительный ответ и убедившись, что месье Делаланд отсутствует, послал ему коротенькую записку с просьбой его принять. Из богатого дипломатического опыта он знал, что сильным мира сего нужно в первую очередь выказывать почтение. Несколько минут спустя его ввели в кабинет всемогущего главы французской полиции, отделанный в средневековом стиле. 
Де ла Рейни стоял перед пюпитром, он отложил бумагу, которую читал, предложил господину дю Булюа сесть и осведомился, что привело к нему бывшего советника посольства Франции в Мадриде. Прием был вежливым, но откровенно давал понять, что ни одной свободной минуты у главного полицейского нет, поэтому господин Исидор не стал утруждать себя витиеватыми любезностями. 
— Я хотел бы знать, где сейчас находится графиня де Сен-Форжа, которую, как мне известно, давно уже никто не видел, — сообщил он. 
— Вы спрашиваете об этом у меня? У нее есть муж, он вам и сможет ответить на этот вопрос! 
— Так-то оно так, но я знаю, что граф, находясь по-прежнему в свите брата короля, не бывает в обществе своей супруги. 
— Вас это удивляет? — с кисло-сладкой улыбкой осведомился де ла Рейни. 
— Не слишком. Между тем графиня всегда была на виду. Но со дня смерти Ее величества королевы она исчезла. Даже вчера, во время погребения нашей доброй государыни, ее не было в церкви. Ее родственница, мадемуазель де Куртиль де Шавиньоль, которая вам небезызвестна, весьма обеспокоена этим обстоятельством. 
— Так это она вас отправила ко мне? Простите мне мое удивление, но она... она еще и родственница моего сотрудника Делаланда, очень близкого мне человека, она даже живет у него в доме, и для меня большая неожиданность, что мадемуазель не обратилась к нему.                                                                      |