Изменить размер шрифта - +
.. И еще по почерку, почерк Жерве не похож на тот, каким написано начало записки... Его убили, и нам предстоит найти убийцу. А пока пойди и приведи ко мне священника из церкви Сен-Жерве, и пусть он захватит с собой все, что положено.

Пока Альбан вел переговоры со священником, что далось ему совсем непросто, потому что весть о самоубийстве уже облетела весь квартал, его начальник перенес покойника в спальню и уложил на кровать, чтобы женщины могли обмыть и обрядить его как положено, однако им строго-настрого было запрещено смывать с пальца чернильное пятнышко.

Обряженного покойника уложили на стеганое одеяло, зажгли возле изголовья свечи и поставили чашу со святой водой и веточкой букса. Рабочий кабинет де ла Рейни запер, а ключ положил в свой карман.

Наконец вернулся Альбан в сопровождении кюре Гранье. Можно сказать, что он притащил его чуть ли не волоком, с такой неохотой, едва переставляя ноги, следовал за ним кюре. Де ла Рейни властным тоном, какой обычно бывает и самым убедительным, сообщил упрямому Гранье свое заключение.

— Этот человек — жертва! — объявил он. — Он не посягал на свою жизнь, его убили. И он имеет полное право быть похороненным по-христиански. Думаю, что для того, чтобы убедить вас, мне не понадобится помощь Его преосвященства архиепископа Арле де Шанваллона!

— Однако в квартале говорят...

— Мне нет дела до того, что говорят в квартале. Воспользуйтесь данной вам властью и прекратите эти нелепые слухи. Если вам будет недостаточно архиепископа, я обращусь к королю. Не забывайте, что покойный был хирургом Ее величества королевы.

— И так неумело делал ей кровопускания, что всем известен результат его стараний. Ему было от чего прийти в отчаяние и наложить на себя руки!

— Или возбудить гнев кого-то из верных слуг покойной королевы — вполне возможно, испанца, — ион заставил хирурга заплатить жизнью за лечение. Я клянусь перед лицом господа, что бедный Жерве убит. Приступайте к своим обязанностям.

Священник больше не спорил. У ложа покойного собрались все живущие в доме, вошли даже те, кто толпился у дверей, и кюре отпустил грехи несчастному Жерве post mortem, а потом приступил к соборованию. Похороны были назначены на послезавтра.

Наконец-то в доме воцарилась тишина, приличествующая скорби, и де ла Рейни со своим помощником принялись тщательно осматривать кабинет, надеясь отыскать хоть какую-нибудь мелочь, которая наведет их на след убийцы. Но дело было сработано чисто. Ни на двери, ни на окнах не было следов взлома. А что, если убийца по-прежнему находится в доме? Или он все-таки сбежал, воспользовавшись поднявшейся в доме суматохой, неизбежной при громе выстрела среди ночи? Проработав два часа, полицейские вынуждены были признать свое поражение: они ничего не смогли отыскать. Не помог и опрос обитателей дома. Чего можно было добиться от людей, которые не переставая стонали и плакали?

Уже вечерело, когда де ла Рейни наконец сказал:

— Пора и честь знать! Уезжаем! — И, поднимаясь в карету, добавил: — Садись, я тебя довезу.

— Спасибо! Но сегодня я собираюсь заглянуть в театр.

— Полагаю, играет мадемуазель Дэнбо, и она тебя ждет?

Франсуаза Дэнбо, дочь прославленного актера Монфлери, была любовницей Альбана. Несколькими годами старше молодого человека, красивая, чувственная и к тому же умная, она сразу поняла, что полная опасностей жизнь Альбана не похожа на жизнь других мужчин, и никогда не обнаруживала перед ним всю глубину чувства, которое к нему питала. Она умела довольствоваться тем немногим, что он мог ей дать, и каждая их встреча была для молодого человека воистину счастливым отдыхом среди нескончаемых боев. Альбан не мог не восхищаться ее теплой, мягкой красотой, живым умом и чувством юмора, благодаря которому их свидания искрились неподдельным весельем. После любви они без удержу хохотали, наслаждаясь остроумной, легкой, фривольной болтовней.

Быстрый переход