– Может, это и неплохо, – спокойно сказала рациональная Элеонора, – обожглась на молоке, начнет дуть на воду. Зачем Николаше двадцатилетняя свиристелка? Готовить не умеет, домашнее хозяйство никогда не вела, профессии не имеет… Станет ждать, что муж ей в кровать кофе таскать начнет. Тебе хочется посадить себе на шею еще один рот? А Беата самостоятельная женщина, вполне состоявшаяся, нормально зарабатывающая, скорей всего понимающая, что брак – это не только бурные семейные радости, но и нудные хозяйственные обязанности. Знаешь, на твоем месте я бы радовалась, а не плакала. И потом, ты столько раз твердила о своей всепоглощающей любви к сыну, что сейчас странно наблюдать твое поведение.

– Почему? – удивилась Соня.

– А как ты понимаешь любовь? – вопросом на вопрос ответила Нора. – По‑моему, если испытываешь к человеку глубокие чувства, то сделаешь все ради его счастья. Николай полюбил эту женщину, и ты должна к ней хорошо относиться. Зачем создавать сыну лишние трудности. Представляешь, как ему трудно метаться меж двух огней? На мой взгляд, ты сейчас демонстрируешь не материнскую любовь, а глубокий эгоизм и собственнические чувства.

Соня швырнула трубку, а Нора расстроилась. Наверное, не следовало так резко разговаривать с подругой. Но через полчаса телефон снова зазвонил, и из трубки донесся нервный голос Сони:

– Нора, ты права. Я вела себя, как дура! Надо немедленно исправлять ситуацию, надеюсь, еще не поздно! Сейчас же беру серьги Калерии Сергеевны и еду к Беате. Отдам ей украшение, скажу, что они переходят в нашей семье от матери к дочери, обниму ее, попрошу прощения, предложу дружбу. Как ты думаешь, она пойдет на контакт?

– Конечно, – обрадованно воскликнула Нора, – очень правильное решение!

– Мне так жаль, что Николаша стал взрослым, – пробормотала Соня.

– Ничего, – засмеялась Элеонора, – небось скоро получишь младенца и снова будешь счастлива.

– Все, все, – затараторила Соня, – уже несусь.

– Лучше завтра, – посоветовала Нора.

– Нет, только сейчас, – заявила подруга и отсоединилась.

– Ну и о чем это свидетельствует? – осторожно осведомился я, видя, что Нора замолчала.

– Она поехала к Беате с огромным желанием наладить хорошие отношения, даже дружбу. Соня никак не могла убить невесту Николаши, – отрезала Нора.

– Вы не правы, – покачал я головой. – Желаемое – это одно, а действительность – совсем другое. Небось вошла в квартиру, полная светлых чувств, а потом разгорелся скандал!

– Беату убили во вторник, – напомнила хозяйка, – между девятнадцатью и двадцатью, а Соня приезжала к ней накануне. Ты когда‑нибудь видел серьги Калерии Сергеевны?

Я кивнул. Конечно, единственная драгоценность, имевшаяся у Сони, – это дорогие подвески с бриллиантами редкой чистоты. Они достались ей от матери, и даже в самые тяжелые, голодные годы Соня не продала их. Впрочем, она редко надевала украшение.

– Вот, – протянула мне Нора ключи, – поезжай, посмотри.

– Куда? – удивился я.

– На квартиру к Беате.

– Зачем?

– Внимательно осмотрись там, меня интересует, лежат ли где‑нибудь серьги Сони. Судя по всему, квартира несчастной невелика, особо тайных мест там не будет.

– Но…

– Собирайся.

– Дверь, скорей всего, опечатана.

– И что?

– Как же я войду?

– Ваня, – ухмыльнулась Элеонора, – «печать» – это всего лишь полоска бумаги, оторви – и вперед.