Порции тут подавали очень солидные, накладывали в тарелки до краев. Даймонд откинулась на спинку стула и довольно улыбнулась, оглядев начисто обглоданные ребрышки. От десерта она чистосердечно отказалась: места в желудке совершенно не осталось.

— Конечно, нужно было остановиться после первого блюда, — призналась Даймонд, вспоминая большую порцию наваристого овощного супа с говядиной. — Но, увы, я наелась просто до отвала: и салат весь подъела, и стейк с овощами. Все было очень вкусным. Но всего так много!

Твайла улыбнулась:

— Иногда можно себя побаловать. Если ты не знаешь этого, то скоро, надеюсь, поймешь.

— Когда я была маленькой, у нас и речи не могло быть о том, чтобы побаловать себя, — призналась Даймонд. — Только и думали, как свести концы с концами.

Твайла чуть приподняла брови. Это была ее единственная реакция на то, что Даймонд впервые приоткрыла завесу над своим прошлым.

— А когда ты подросла, тебе часто приходилось разъезжать?

Даймонд кивнула.

— Раз по пять в год мы перебирались с места на место, пока наконец Джонни не осел в Крэдл-Крике. Не знаю даже почему: то ли деньги у него кончились, то ли переезды осточертели. Мне тогда было лет восемь-девять. А может, в нем совесть наконец заговорила: дескать, хватит колесить по стране, таскать нас за собой, как хвост.

— Джонни, ты сказала?

— Мой отец. Мы всегда только так его называли. Не знаю почему, так уж повелось. — Даймонд постаралась отогнать воспоминания о том, как в последний раз видела своего отца, постаралась не думать о белом сосновом гробе, о комьях сырой земли, которые барабанили по его крышке, когда могильщики принялись зарывать яму.

— Мне неловко спрашивать, но иначе ведь никак не поймешь… — Твайла смущенно улыбнулась, желая скрыть свое желание знать как можно больше о Даймонд. — Скажи, вот ты все время говоришь: «мы», а кто это — «мы»?

Даймонд улыбнулась.

— Мои сестры. Нас было три сестры, мы росли вместе. Я средняя. Хотя возраст у нас роли не играет. Денег у нас не было, развлекаться мы почти никуда не ходили, просто сидели дома, занимались своими делами. Одни общие дела на всех троих.

— А ваша мать? Ты о ней никогда не упоминала.

Даймонд опустила взгляд на салфетку, лежавшую на коленях, затем подняла глаза и в упор посмотрела на Твайлу.

— Я почти не помню ее. Мы с Лаки были еще совсем крошками, когда она ушла от Джонни. Куин вырастила нас обеих.

Твайла усмехнулась.

— Куин? Даймонд? Лаки? Что за странные имена.

Даймонд лишь плечами пожала.

— Джонни был картежником, заядлым игроком. Ничем другим он заниматься не мог и не хотел. А вот карты любил. Ну а кроме карт, он, конечно, любил всех нас. Наверное, так ему удавалось сочетать любовь к нам и к любимому занятию своей жизни.

— И ты, судя по всему, пошла в отца, как думаешь?

Не ожидавшая такого вопроса, к тому же произнесенного столь естественным и спокойным тоном, Даймонд даже рот приоткрыла от удивления. Она долгое время раздумывала, не зная, что и сказать.

— Господи, да ничуть не бывало! С чего это ты вдруг взяла?!

Твайла пожала плечами:

— Мне это показалось совершенно очевидным. Джонни играл на деньги, ты тоже играешь, но в данном случае ставкой является слава. Не вижу большой разницы.