Как впрочем, и драгоценностей. Вор ничего не взял, просто перевернул квартиру вверх дном.
Полицейский растерянно хмыкнул и пожал плечами, однако никак не откомментировал ее слова, только что-то записал в блокноте.
Было что-то страшное и отрезвляющее в мысли о том, что вору у тебя решительно нечем поживиться. Казалось бы, мысль об отсутствии пропаж должна была радовать, но Даймонд вдруг подумала, что, если один человек сумел забраться к ней, значит, в любой момент сюда может залезть кто угодно. Может, следующий вор, разозленный отсутствием поживы, попросту изнасилует ее или…
— Так что, увы, не из чего составлять ваш списочек, — добавила она.
Продолжая сидеть на постели, Даймонд уткнула лицо в ладони и начала смеяться. И чем дольше она хохотала, тем более ненормальным делался ее смех. Наконец хохот перешел в рыдания.
Внезапно полицейские в дверях расступились, и высокий неуклюжий мужчина, войдя в комнату, схватил Даймонд в объятия и грозно оглядел стражей порядка. Это был Дули.
— Ду-Дули? — удивленно всхлипывая, протянула Даймонд, забывая про слезы. Уж его-то она никак не ожидала тут увидеть, но была ужасно рада его приходу.
— В этой части города, девочка, все всё про всех знают, — пояснил он. — Сегодня переночуешь у меня дома. А завтра днем мы вернемся сюда, и я сделаю так, что ни один мерзавец не сумеет проникнуть в эту квартиру.
— Замечательно, — сразу же согласилась Даймонд. Треволнения вечера и ночи лишили девушку последних сил. Вечер так чудесно начался и так неожиданно грустно закончился, что она никак не могла опомниться. Ей как никогда нужна была чья-то поддержка.
Но как только Даймонд вошла внутрь, у нее возникло такое чувство, словно она жила тут целую вечность. Стены дома увешаны старыми фотографиями Дули, снятого в обнимку с некоторыми популярнейшими прежде исполнителями кантри. Многие фотографии были подписаны на память.
Она вопросительно посмотрела на Дули, ожидая услышать какое-нибудь объяснение.
Но Дули лишь плечами пожал.
— Я ведь всю жизнь живу в Нэшвилле, — сказал он. — И нет ничего удивительного в том, что я знаком с некоторыми из этих обормотов.
Употребленное в отношении Реда Фоули, Пэтси Клайн и Текса Риттера слово «обормоты» заставило ее улыбнуться.
— Ну да, разумеется, — сказала она, внезапно почувствовав, что вся дрожит от холода.
— Ну-ка, — распорядился Дули, — садись к теплу, — и он указал на стоявший у стены газовый обогреватель. — А я приготовлю кофе. — Тут он неожиданно смутился от такой быстрой перемены в их отношениях и счел необходимым добавить: — Только вот супа у меня нет.
Даймонд обняла его рукой за широкую талию и дружески ущипнула.
— Я и не хочу никакого супа, — ответила она. — Мне зверски хочется спать.
Дули в ответ понимающе кивнул:
— Пойду принесу еще одно одеяло. Тут теплее будет спать, чем в моей комнате. Иначе я отдал бы тебе свою постель.
Даймонд опустилась на старенький диван и поджала под себя ноги.
— Я так рада, что вы пригласили меня переночевать, Дули. Я превосходно здесь высплюсь. — Она оглядела его весьма нехрупкую фигуру и добавила: — Кроме того, не уверена, что вы бы здесь поместились.
— Пожалуй, ты права, — согласился он. — Я через минуту приду.
Даймонд посмотрела вслед уходившему Дули, затем откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза, чтобы хоть на какое-то время забыть о происшедшем сегодня. Но — увы. Как только Даймонд закрыла глаза, перед ее мысленным взором сразу предстала картина разоренной квартиры… Ей пришло в голову, что жизнь ее, пожалуй, похожа на эту квартиру: разорена и перевернута вверх дном. |