Отчаяние и страстное желание услышать его голос занимали сейчас все ее мысли; номер она набирала по памяти.

И только когда в трубке раздались гудки, Даймонд сообразила, что ни за что не сможет поговорить с ним. Однако она продолжала стоять, тупо уставившись в темноту и держа трубку возле уха.

Она уже потеряла счет гудкам и собиралась повесить трубку, когда на том конце провода его голос ответил:

— Алло?

Голос Джесса звучал недовольно. Даймонд никогда не доводилось слышать ничего столь замечательного и вместе с тем столь ужасного. Она хотела уже что-то сказать, но сообразила, что импульсивное и — главное — необдуманное поведение может мгновенно испортить то, что она с таким трудом пыталась уберечь, — карьеру любимого.

Джесс был в отвратительном настроении. Он только что посмотрел специальную программу «Рождество в Нэшвилле», и сразу задумался о Даймонд, почувствовав себя еще более одиноким. Его разозлило то, что автоответчик был отключен. Джесс долгое время старательно делал вид, будто не слышит звонков, но телефон продолжал разрываться. Джесс решил, что с такой настойчивостью может добиваться разговора только Томми, и, подняв трубку, был весьма удивлён раздавшимся в ней мягким, каким-то женским выдохом.

— Алло? Кто это звонит? — спросил он. Даймонд закрыла глаза и поежилась, прислонившись лбом к стеклу телефонной будки. Она чувствовала: надо немедленно вешать трубку. Но Даймонд ужасно хотелось еще раз услышать его голос. Пусть даже Джесс не знает, кто ему звонит. Ей почему-то было больно дышать. Она подняла глаза и посмотрела на собственное отражение в стекле будки. Только тогда Даймонд поняла, что плачет.

Джесс услышал всхлип. Совсем тихий и короткий, но его оказалось вполне достаточно, чтобы у Джесса по спине побежали мурашки. Он стиснул трубку так, что побелели костяшки пальцев; внутри у него все сжалось. Он догадывался, даже более того — был уверен, что знает, кто находится там, на другом конце линии. Узнавание было таким полным и внезапным, что Джесс только усилием воли заставил себя сдержать слезы и не расплакаться в голос.

— Даймонд… дорогая… это ведь ты, правда?

Ответа не было, только плач сделался немного громче. Сердце Джесса стремительно заколотилось, во рту сразу сделалось сухо. Он ужасно испугался, что сейчас опять скажет что-нибудь не то и навсегда спугнет эту женщину. Джесс просто не знал, как вести себя. Но то, что она сама ему позвонила, наполняло его душу тихим восторгом.

— Господи, помоги…. — едва слышно пробормотал он. — Я ведь знаю, дорогая, что это ты. И если тебе сейчас нельзя говорить, позволь говорить мне. Ты только не бросай трубку. Хорошо?

Он придержал дыхание, ожидая, что вот-вот раздадутся короткие гудки. Но в трубке была тишина. От облегчения у Джесса даже руки задрожали. Он прислонился к стене, тяжело вздохнул и заговорил:

— Я не знаю, что с тобой случилось, но наверняка ты ушла оттого, что я вел себя дурно. Хотя, видит Бог, детка, я никак не ожидал, что тебя могут так надуть. — Джесс постарался произнести эту извинительную фразу как можно скорее и заговорить о главном раньше, чем их разъединят. — Все равно я не снимаю с себя ответственности за то, что с тобой произошло. Я очень виноват, ведь я обещал позаботиться о тебе, а слова своего не сдержал. Что я, в сущности, делал? Проводил с тобой время в постели, а все остальные вопросы передоверял другим людям. — Голос Джесса дрожал и прерывался, но он продолжал: — Мне очень-жаль, что тебя обидели. Дорогая, поверь, все это вполне можно исправить. Ты только возвращайся ко мне. А я все улажу. Без тебя я совершенно ничего не смогу сделать. — Голос Джесса сорвался, он закрыл глаза и тяжело задышал, стараясь взять себя в руки.