Без проволочек закончив свои дела в «Обществе», он уже в начале одиннадцатого шагал к Малой Садовой, где в своей конторе Карабчевский назначил ему встречу. Отыскав нужный адрес, Шумилов понял, что явился слишком рано; не желая показаться человеком дурного тона, он с десяток минут простоял на углу Итальянской улицы, наслаждаясь благодатью тёплого осеннего дня.

Наконец, ровно в половине одиннадцатого, Алексей Шумилов переступил порог пятикомнатной квартиры в бельэтаже, которая служила конторой присяжного поверенного Карабчевского. Визитёра встретил тот самый юноша, что давеча доставил Шумилову конверт; не мешкая молодой человек проводил его в кабинет адвоката.

Карабчевский, смуглокожий, в копной вьющихся чёрных волос, доставшихся ему в наследство от турецких предков, усадил гостя в объемистое кожаное кресло в углу кабинета, устроился в таком же кресле напротив, подчеркнув тем самым доверительность предстоящей беседы. Шумилов и Карабчевский были людьми одного поколения, обоим было чуть за 30, они были одного воспитания, одного круга общения, каждый из них мог гордиться пройденным путём, хотя следовало признать, что у адвоката на этом пути денег и роз было всё же поболее. Они начали разговор как равные партнеры и единомышленники, только у Карабчевского голос был ласковее, а манеры вкрадчевее, видимо, в силу выработавшегося профессионального навыка.

— У нас, Алексей Иванович, много общих знакомых, от которых я слышал по Вашему адресу массу самых лестных похвал, — начал адвокат, — Много доводилось слышать об американском Нате Пинкертоне, а вот теперь передо мной сидит наш русский Пинкертон!

— Ну что Вы, Николай Платонович, — улыбнулся Шумилов, — это не про меня! Пинкертон с пистолетом бегает и убийц стреляет, а я всё более словом добрым на людей действую. У меня и пистолета — то нет!

На самом деле Шумилов имел дома не только шестизарядный револьвер, но и двухфунтовый свинцовый кастет, но одно из главных его жизненных правил заключалось в том, чтобы всегда, при любых обстоятельствах скрывать наличие оружия. Опыт подсказывал, что всегда лучше казаться безобиднее, чем есть на самом деле. Даже в кабинете присяжного поверенного.

— Алексей Иванович, не буду Вас мучить, сразу к делу, — продолжал адвокат, — Вы слышали что — нибудь об убийстве Сарры Беккер?

Шумилов на секунду задумался, перебирая в памяти имена и события последнего времени.

— Да, читал кое — что в газетах. Там, кажется, и изнасилование было? Полиция обвинила работодателя девочки, я ничего не путаю? Фамилия у него еще такая странная — как отчество… Мирович, кажется…

— Мирович — это тот офицер, который в середине 18–го столетия хотел Иоанна Антоновича из тюрьмы освободить, — поправил Карабчевский, — Наш же герой носит фамилию Миронович. Иван Иванович Миронович. Так вот, открою тайну, о которой газеты пока не знают: он мой клиент. Я имел с ним чуть ли не пятичасовое свидание, много говорил и пришёл к твёрдому убеждению, что Сарру Беккер он не убивал. Улики против него все косвенные. Хотя, признаюсь, одна к одной, так хорошо подогнаны, не знаешь, что и подумать. Газеты уже успели слепить такой образ ростовщика — кровопийцы, растлителя малолетних, да еще с полицейским прошлым, что для прокуратуры он стал идеальной мишенью для обвинения. Полагаю, что Мироновича уже презирает весь Петербург. Официальная версия исходит из того, что он убил Сарру, якобы, в пылу ярости за отказ девочки сделаться его любовницей. А другие версии, которые, возможно, изменили бы всю направленность следствия, остались вообще не отработанными. Вот я и хочу попросить вас подключиться к этому делу и помочь мне восполнить этот пробел.