Карабчевсий замолчал, словно предлагая Шумилову высказаться.

— Я понял суть Вашего предложения, — сказал Алексей Иванович, — Но в таких делах у меня есть принцип, от которого я не отступаю…

— У меня тоже, — улыбнулся Карабчевский, — В чём заключается Ваш принцип?

— Я не помогаю преступникам. Если я приду к убеждению, что меня пригласили работать в интересах преступника, я откажусь от работы и сообщу полиции всё, что мне станет известно по делу.

— Наверное, это правильно, — кивнул адвокат, — Обещаю, что не буду предлагать Вам сделаться пособником убийцы.

— Прекрасно, значит мы поняли друг друга правильно. Продолжайте, пожалуйста, — попросил Шумилов.

— Полиция вообще сработала весьма топорно: представляете, они потеряли важнейшую улику — клок волос с головы убийцы, который погибшая девочка зажала в кулаке. Это ж надо было умудриться! Глупейшая оплошность, если не того хуже — я говорю о прямом умысле. Хотя это вряд ли, просто головотяпство, — досадливо поморщился Карабчевский.

Далее Николай Платонович принялся максимально подробно — если не сказать дотошно — излагать известные ему обстоятельства преступления. Он привёл свидельства соседей, дворников, выводы полиции, содержание протокола аутопсии и прочие детали этого неоднозначного дела. При этом подчеркнул:

— Дела, разумеется, мне читать никто не давал. Всё что знаю — это разрозненные фрагменты, собранные буквально по крупицам. Как относится ко мне полиция, полагаю, объяснять не надо, так что на сколь — нибудь продуктивный обмен мнениями рассчитывать не приходится. Мне очень помогает один человек, штатный полицейский, хорошо знающий Мироновича ещё по тому времени, когда тот возглавлял 2–ю Литейную часть. В силу понятных причин я не могу открыть Вам фамилию этого человека. Он сообщает мне некоторые детали, которыми располагает следствие, но как Вы понимаете, делает это с чужих слов. К самому следственному производству он доступа не имеет, поэтому сам кормится слухами. Возможно, что — то из того, что я Вам сейчас сказал, в дальнейшем подвергнется уточнению, либо вообще будет отвергнуто, так что не судите меня строго. Пока что хочу спросить Ваше мнение: что Вы об этом деле скажете?

— На первый взгляд, версия полиции выглядит сильной, логичной и стройной: закрытая витрина, якобы, обворованная; переставленная расчехлённая мебель; возок — одноколка во дворе посреди ночи… От этого так просто не отмахнёшься. Опять же, стареющий извращенец, способный возбудиться только при виде совсем юной девочки, почти ребенка… Вам ли не знать, что такое в жизни встречается гораздо чаще, чем принято думать… Жадность Мироновича к деньгам… наличие мотива и возможности — всё это сошлось на одном человеке. Плохо дело Иван Иваныча. Но вы правы, Николай Платонович, полиция явно не доработала. Имело бы смысл отыскать женщину, которую сосед видел сидящей с Саррой на ступеньках лестницы в вечер убийства. Время — то было позднее, уже около 23 часов, Вы говорите. А смерть, вроде бы наступила в 23.15–23. 30? Ведь это же одна из аксиом сыска: ищи того, кто последним видел жертву, зачастую это и есть преступник. Далее… Вы упомянули о том, что один из дворников будто бы рассказывал, что видел Сарру, разговаривавшую с какой — то незнакомкой в пролётке… Та даже вышла к девочке. Вполне законный вопрос: идёт ли в обоих случаях речь об одной и той же особе или нет?

— Да, Алексей Иванович, согласен, это хороший вопрос. Его придётся обязательно отработать. Ещё что — нибудь Вам бросилось в глаза?

— Полицейское прошлое Вашего подзащитного.