Ты вот что мне лучше скажи, Анисим — душа — человек, а другие дворники пьют? ворота всегда закрывают?
— Про других не знаю, вы у них сами спросите, — буркнул Щёткин.
— Ой ли, Анисим! Прекрасно знаешь, что и пьют, и ворота порой не закрывают. А вот тебе другой вопрос: коли б не было пьянки у вас в тот день, как думаешь, убили бы Сарру?
— Я — то почём знать могу? — дворник даже отшатнулся, перепуганный вопросом, — Я не убийца, меня спрашивать не надо.
— Я не говорю, что ты убийца. Я тебе говорю, что сидели бы вы тут на насесте тверёзые, а убийца всё равно бы в кассу проник и дело своё сделал. В том, что Сарра погибла, вины вашей нет.
— Адназначна, нет! — подал голос молчавший до того Врафоломей; ему явно понравился ход мысли «репортёра».
— Вот коллега твой меня понимает. Но полиция всё на вас валит, будто по вашему недогляду дело такое случилось. И всё это газетчикам наговорила. Ведь все сплетни от полиции идут, скажешь нет? Я — то знаю, ты со мной не спорь! — напирал Шумилов, — Поэтому ты в полицию меня не посылай, я тамошнего брата знаю… Я хочу репортаж написать, чтоб все поняли, что с вашей стороны никакой вины нет, всякий человек имеет право именины собственные отпраздновать. Тем более, что праздновать вы сели уже под вечер, так?
— Адназначна — а — а, — протянул Варфоломей и сдела рукой такой жест, как будто что — то отрубил, — Всё правильна — а говорите, господин репотёр!
Шумилов запустил руку во внутренний карман и извлёк портмоне. Это была вещь, которую не стыдно было продемонстрировать и в высшем обществе: крокодиловой кожи, с изящными латунными уголками, множеством хитрых отделений, другими словами — это было достойное хранилище больших денег. Дворники зачарованно смотрели на это чудо в руках визитёра и на то, как в его руках появилась 5–рублёвая ассигнация. Зажав её между пальцами, Шумилов обратился к Щёткину:
— Ну что, Анисим, может пошлём Варфоломея за штофом и фунтом севрюжки?
— Тык я метнусь! — Врафоломей аж даже подскочил с места, демонстрируя готовность мчаться бегом.
— Хватит! — Щёткин досадливо хлопнул ладонью по столу, — Попили ужо! Не будет водки…
Варфоломей упал на свой стул и с такой болью в глазах посмотрел на старшего дворника, что без слов можно было прочитать крайнюю степень душевного страдания, пережитого им в эту минуту.
— Даже Господь — Бог на седьмой день… — начал было он, но Анисим резко его осадил: «Чего — о?!»
Варфоломей замолчал. Для Шумилова так и осталось загадкой, как именно младший дворник намеревался приплести библейскую историю о сотворении мира к собственному намерению попить водки за счёт «репортёра».
Отказ Щёткина от совместно возлияния несколько расстроил планы Шумилова, но у того был альтернативный вариант.
— Вот что, братцы, я спаивать никого не собираюсь. Работа есть работа, я же всё понимаю, чай сам на работе нахожусь! Газета наша солидная, уважаемая, выплачивает гонорары героям очерков, если вы поможете мне составить очерк, то получите гонорар как соавторы, — проговорил Шумилов, не убирая с глаз деньги и портмоне.
— Антерисуюсь я, а велик ли гонорар? — спросил Варфоломей.
— Да по десяти рублей каждому, кого я назову соавтором.
Мейкулло и Щёткин обменялись быстрыми взглядами.
— Мы на вопросы завсегда готовы ответить. Греха тут нет, — сказал старший дворник, — Только меня в ночь убийства не было. А так, что ж, спрашивайте.
Шумилов начал дотошно расспрашивать дворников о взаимоотношениях погибшей девочки с окружающими, о событиях последнего вечера её жизни. |