Посреди комнаты стоял письменный стол, на котором красовалась одна — единственная амбарная книга, а вдоль стен располагались две стеклянные витрины и два закрытых шкафа. В витринах лежали какие — то безделушки. Навстречу Шумилову из — за стола поднялся Березовский, одетый неожиданно прилично для такого места и времени. Ростовщик был немолод, в чёрном сюртуке и бабочке он походил на государственного служащего, нежели торговца долгами.
— Вы из полиции? — был его первый вопрос.
— Нет. Я уже объяснил человеку на дверях, что работаю по особым поручениям присяжного поверенного Карабчевского, — уклончиво ответил Алексей Иванович, — Мне необходима ваша помощь. Надо ли говорить, что в Ваших же интересах снять с себя все подозрения в сотрудничестве с неблагонадёжным лицом.
— Анзор мне сказал, будто Вы упомянули об убийстве ребёнка… Речь на самом деле идёт об убийстве или это только предлог, чтобы попасть сюда? — уточнил ростовщик.
— Да, на самом деле Карабчевский сейчас занят делом об убийстве ребёнка.
— Простите за нескромный вопрос, возможно, я вторгаюсь в запретную область, но… не идёт ли, часом, речь о гибели девочки в кассе Мироновича?
Шумилов заколебался с ответом, но решил вести разговор начистоту:
— Да, господин Березовский, присяжный поверенный Карабчевский работает как раз по этому делу.
— Понятно. Что бы Вы хотели знать?
— Вы помните, две недели назад, это был субботний вечер 27 августа, к вам приходила женщина лет 25–30, в клетчатой юбке, с зонтиком?
Хозяин кассы озадаченно посмотрел на Шумилова, жестом пригласил его сесть на стул возле стола и сам расположился на другом стуле.
— Да, была такая, прекрасно её помню. Приехала она поздно, я уж закрываться хотел.
— Скажите, а Вы лицо её рассмотрели?
— Да не особенно, на ней была маленькая черная шляпка с густой вуалью. По голосу и по фигуре было понятно, что молода, но и только. Многие дамы, посещая ростовщика, стремятся остаться неузнанными…
— А волосы? Какого цвета были волосы?
— Не могу сказать, уж не обессудьте. Уже вечерело, лампа у меня коптит, Вы сами видите, да я и не особенно разглядывал.
— И что эта дамочка закладывала?
— Хотела заложить часы и золотой лом — сережки сплющенные. Я часы был готов принять, а от лома отказался. У нас здесь, знаете, место неспокойное — вокзал рядом, малин по Лиговке хватает. Карманники часто ворованные вещи расплющивают, чтоб не опознать было, и в таком виде предлагают. Но это, уж извините, не мой профиль. Да и зачем мне неприятностей на свою голову наживать? Хотя эта дамочка и не похожа была на карманницу, да только кто ж это может доподлинно знать? Мастеров такого профиля в столице выше крыши! Я ей и говорю: «Часы возьму под 6 рублей и 15 % в месяц, а золотишко — нет». Она ни в какую, говорит, хочу непременно вместе сдать. Тогда я ей и говорю, дескать, езжайте на Итальянскую, там живет дантист один, он лом принимает, дал ей адрес. Только, говорю, для визитов уже поздновато.
— Адрес дантиста можете мне сообщить?
— Да, конечно, — ростовщик извлёк из стола четвертинку белой бумаги, чиркнул на ней несколько слов и подал Шумилову.
— И эта дамочка не назвалась? — уточнил Шумилов, — Адрес проживания нигде не указала?
— Да говорю же: у нас до закладной дело не дошло. Она взяла адрес протезиста и ушла.
— Скажите, а как она вам показалась? в каком настроении была?
— Решительная барышня, быстрая. Худые, они как правило шебутные и бойкие. Я ей когда адрес протягивал, говорю: «Сегодня уже поздно, должно быть, лучше завтра к нему», а она бумагу из руки выдернула и говорит уже на ходу: «Мне очень надо». |