Все равно они еще ни разу не поцеловались по-настоящему… Кроме того пионерского поцелуя в щеку ей и вспомнить-то нечего! Ну почему он такой робкий, черт его возьми?
Валька стеснялась признаться самой себе, что хочет его до безумия. Что называется, выпрыгивая из штанов. Хочет поцеловать твердые губы, умеющие так обольстительно и насмешливо улыбаться, хочет почувствовать его горячие руки на своей коже, хочет обхватить его шею и крепко-крепко прижаться к нему всем телом. Но цыган медлил со сближением, а ей не позволяла сделать первый шаг странная смесь гордости и самолюбия. В конце концов, возможно, он медлит потому, что просто не хочет ее так сильно, как она его?
Валька быстро влезла в рукава старой куртки, очередной раз прокляла себя за способность собраться по-солдатски споро, крикнула маме: «Я закрою!» и скатилась по ступенькам вниз.
— А вот и я! — возвестила она, забираясь на сиденье возле водителя.
Арсен промолчал, ожидая, когда она усядется поудобней. Потом наклонился к ней, решительно взял в руки ее лицо и прижался губами к ее рту.
Валька обмерла.
Она целовалась с мужчинами не так часто, чтобы воспринимать поцелуи в губы, как нечто скучно-бытовое, но достаточно, чтобы знать, как это делается. И она сильно подозревала, что и у Арсена не было недостатка в подобного рода опыте. (Достаточно было посмотреть на радостно-готовное выражение лица кассирши в магазине тогда, когда она здоровалась с цыганом!)
Но этот поцелуй совершенно не походил на все ее предыдущие поцелуи.
Твердые и упругие губы цыгана прижались к ее губам, не делая никакой попытки их приоткрыть. Жесткое прикосновение сменилось нежным, ласкающим. Цыган ослабил нажим, словно пытался понять, нравится ли ей то, что он делает.
Нравится!
Валька обеими руками удержала его голову, готовую отпрянуть в сторону при малейшем знаке ее неудовольствия.
И он понял. Губы его снова стали настойчиво нежными, и вдруг приоткрылись, пуская Вальку внутрь.
Она чуть не потеряла сознание.
Дыхание Арсена пахло еле уловимым запахом сигарет и ментоловой резинки, и это было так восхитительно интимно, что Валька послушно приоткрыла рот, давая ему возможность вдохнуть свое дыхание и краем уходящего сознания благословляя себя за то, что мудро почистила зубы после ужина.
А дальше в сознании начался провал. Она ощущала его язык у себя во рту и подставляла ему свой, а время летело мимо них со скоростью железнодорожного экспресса. Вспыхивали и гасли в мозгу мысли о том, что их могут увидеть соседи, но они все равно не отрывались друг от друга, захваченные в плен древним, как Вселенная, инстинктом, заставляющим не разжимать объятия.
«Я сейчас умру», — подумала Валька. И решительно оттолкнула цыгана в сторону.
К ее неудовольствию, он повиновался почти мгновенно. Отодвинулся на сиденье и замер.
— Не знала, что ты куришь, — сказала Валька, чувствуя, что говорит глупости.
— Я редко… За компанию, — отрывисто ответил Арсен, и она скорее почувствовала, чем увидела, что он дрожит.
— Поехали ко мне, — предложил цыган изменившимся голосом. Наверное, ей нужно было возмутиться, как того требовало приличие и женская гордость, но всех собранных сил хватило лишь на то, чтобы пискнуть:
— Что мы там будем делать?
Цыган сдавленно вздохнул. «Господи, какую чушь я несу, — мельком подумала Валька. — Я ведь хочу этого не меньше, чем он! Какого черта я ломаюсь!»
— Мы не будем делать ничего такого, чего ты не захочешь сама, — витиевато ответил Арсен, и Валька поразилась тому, как хорошо он держит себя в руках. Кровь ударила ей в голову, и она спросила безо всяких реверансов:
— Ты меня хочешь?
— Господи… Да! — ответил цыган, не раздумывая. |