|
Каждый бюстгальтер, каждые трусики, каждая пара чулок были дороже любого платья Эмми, поэтому халат и… ну… отхватил такой здоровый кусок от ее ежемесячного дохода, что она предпочитала об этом не вспоминать. Как у нее вообще хватило духу войти в тот магазин? Все вспоминалось словно в тумане. Эмми лишь помнила, как хорошо она выглядела в этом халате в примерочной салона, отделанной плюшем, с тяжелыми вышитыми шторами, — губы поджаты, правое бедро сексуально выставлено в предоставленных туфлях на высоченных каблуках. Один взгляд в зеркало этим вечером подтвердил — ничто не изменилось за те недели, что халат пролежал под кроватью, девственно нетронутый и неразвернутый, дожидаясь дня рождения. Стоя перед зеркалом, Эмми зачесала влажные волосы в шикарный шиньон и накусала губы, чтобы они припухли. Потом достала новый ягодный блеск для губ и наложила немного на щеки. «Неплохо, — с радостным удивлением подумала она. — Совсем неплохо для тридцати лет». Затем, насладившись спонтанным изменением образа и почувствовав волчий голод, сунула ноги в уютные тапки из овчины, потуже затянула на талии пояс своей кашемировой мечты и отправилась на кухню готовить себе суп.
Не успела она включить электроплитку, как снова зазвонил городской телефон. Частный вызов. Она недоуменно хмыкнула. — Алло? — ответила Эмми, зажав телефон плечом и открывая попутно банку куриного супа с лапшой. — Эм? Это я. Сколько месяцев ни прошло, Дункан, видимо, всегда будет произносить: «Это я», а Эмми — точно знать, кто говорит. В ее мозгу промелькнул миллион мыслей. Он звонит, чтобы поздравить ее с днем рождения… значит, помнит день ее рождения… следовательно, думал о ней… И таким образом, возможно, не думал о своей инструкторше… если только, о Боже, он не звонит, чтобы сообщить ей новость… новость, имеющую прямое отношение к инструкторше… которую она не готова услышать ни сегодня, никогда. Она чуть не положила трубку, но что-то ее удержало. Если она сейчас что-нибудь не скажет, то задаст вопрос о его помолвке, поэтому из чисто защитных соображений Эмми спросила первое, что пришло ей в голову: — Когда это ты сделал свой номер частным? Он засмеялся. Веселый-но-не-совсем-влюбленный смех Дункана. — Мы не разговаривали много месяцев, и это все, что ты можешь сказать? — А ты рассчитывал на что-то другое? — Нет, думаю, нет. Послушай, я знаю, что ты дома и все такое, и хотел бы подняться к тебе. — Подняться? Ко мне в квартиру? Ты здесь? — Да, я тут уже… э-э… некоторое время. В копировальном салоне через дорогу, дожидался, когда ты придешь домой. Они уже странно на меня посматривают, поэтому я был бы не против подняться к тебе на минутку. — Значит, ты сидел и следил за моей квартирой? Как странно узнать о чем-то столь жутком и одновременно лестном. Дункан снова засмеялся: — Ну да, я уже звонил несколько раз, сразу как ты вошла, но ты не ответила. Обещаю, я ненадолго. Я только хотел тебя повидать. Значит, он обручился. Вот задница! Вероятно, думает, что поступает благородно, проделав весь этот путь, чтобы сообщить ей лично. И накануне ее дня рождения, о котором, она готова была поспорить на что угодно, он совершенно забыл. Что до нее, он может взять свое желание повидаться и засунуть его куда подальше, и Эмми без колебаний так ему и сказала. — Эмми, подожди, не вешай трубку. Все не так. Я просто… — Я до смерти устала слышать, что ты хочешь и чего не хочешь, Дункан. По правде говоря, без тебя моя жизнь была в тысячу раз лучше, поэтому почему бы тебе не побежать домой к своей маленькой подружке из группы поддержки и сделать несчастной ее. А я скажу тебе вот что: мне это неинтересно. |
