— И сколько бы прошло времени, прежде чем тебе наскучила бы и новая жизнь?

— Такого быть не могло, — отрезал он.

— Ты уверен?

— Эд, мы любили друг друга.

— Понятное дело. Когда-то ты любил Кэй, не так ли?

Он вздохнул.

— Это было давно. Тогда я бы другим человеком. И любовь у нас была другая. Я очень любил Алисию.

— Поэтому и убил ее.

Он уставился на меня. Хотел что-то сказать, но я поднял руку, показывая, что ему лучше помолчать.

— Ты ее убил. Ты и Вольштейн любили ее, и оба приложили руку к ее смерти. Ты подставил ее под пулю. Если б не ты, она и Вольштейн реализовали намеченный план и укрылись бы в Канаде. Ты заставил Алисию предать Вольштейна, и он ее убил. Он показал себя мужчиной, Джек, в отличие от тебя. Он убил ее мечом, а ты — поцелуем.

Он долго молчал, потом медленно кивнул. Я ждал, что он скажет.

— Ты должен меня убить.

Я покачал головой.

— Сегодня я убил слишком много людей. Четверых. Поверишь ли? Четверых. И каждый из них лучше тебя. Но мне надоело убивать, надоело изображать Господа Бога. Тебя я убить не могу.

— Что… что ты собираешься со мной делать?

— Не могу я и сдать тебя в полицию. Потому что этим принесу Кэй и детям куда как больше вреда, чем тебе. Не могу даже избить тебя. Ты — мерзкий, отвратительный тип, а я ничего не могу с тобой поделать. Убирайся отсюда. И держись от меня подальше. Не хочу больше тебя видеть, разговаривать с тобой. Возвращайся к Кэй и играй роль любящего мужа. Ты ей нужен. Я не понимаю, кому может понадобиться такое дерьмо, но ты ей нужен. Так что будь при ней.

Он стоял, как истукан.

— Убирайся, черт бы тебя побрал!

Он повернулся и направился к двери. Открыл ее, вышел на лестничную площадку, закрыл дверь за собой. Я услышал, как под ним заскрипели ступени. Во время нашего разговора зарядил дождь. Большие, тяжелые капли падали на асфальт. Я открыл окно, чтобы проветрить помещение.

Глава 14

Она сидела напротив меня, размешивала сахар в чашке черного кофе. Не поднимая глаз. В простом зеленом свитере, надетом поверх белой блузки. Очень красивая. Я думал о том, каково это, два-три раза в день сидеть с ней за одним столом. И решил, что это не самое худшее времяпрепровождение. Независимо от того, вести ли речь о неделе, или о всей жизни.

— Любопытнее и любопытнее, сказала Алиса, — нарушила Мэдди затянувшуюся паузу.

— Ты не понимаешь?

Она покачала головой.

— Не в этом дело. Я понимаю, что́ произошло и как. А вот люди ставят меня в тупик.

— Я знаю.

— Этот Питер Армин. Наверное, я должна называть его Вольштейном? Не получается. Он… не похож на нациста. Я не могу представить себе, как он вскидывает руку и кричит: «Хайль Гитлер»! Такое просто не укладывается в голове.

— Он же не был штурмовиком, Мэдди.

— Разумеется. Скорее, он работал у… ну, у этого, который занимался пропагандой. Ты знаешь, о ком я.

— У Геббельса, который возглавлял министерство пропаганды. Мозговой центр Третьего рейха. Думаю, ты права.