Березовые перелески сменились просторными степями Хакассии. Во время стоянки у большой горы с многочисленными каменными столбами времен глубокой древности в тенетах паука мы обнаружили небольшой зеленоватый, аккуратно выплетенный кокончик. Сквозь его довольно плотную оболочку нельзя было разглядеть, сколько там яичек. Паук-мамаша всецело была поглощена коконом и никуда не отлучалась.

Однажды утром мы увидели около паучихи пятнадцать маленьких паучат, белесоватых с едва заметным, но таким же, как у матери, рисунком тела.

Пауки — отъявленные хищники, для них весь мир разделяется на тех, на кого можно нападать, и тех, от которых следует спасаться. Хищнический инстинкт проявляется у паучков тотчас после рождения, вот почему, выйдя из яичек, они разбредаются или разлетаются на паутинках во все стороны и каждый ведет самостоятельную жизнь одиночного разбойника. Скоро должны были разбрестись и наши паучата, вступив в мир, полный опасностей и лишений.

Но прошло несколько дней, а паучки все мирно сидели рядом с матерью, раскачиваясь на тонких паутинках. И каково же было наше изумление, когда однажды к мухе, пойманной матерью, сбежалась вся многочисленная семья и принялась сообща пожирать добычу, не проявляя решительно никаких признаков неприязни друг к другу!

Насколько разнообразна жизнь животных! Оказывается, и у пауков возможна семейная жизнь!

Мирное семейство отдыхало на тенетах.

Степи Хакассии остались позади. Мы достигли высоких хребтов Саян. Ночью в ущельях, покрытых дремучей тайгой, шли дожди и становилось холодно. Зябнущие паучки собирались тесной кучкой, прижимаясь к матери. За десяток дней они сильно подросли и однажды все до единого дружно перелиняли, сбросив по тонкой рубашке. После линьки белые полоски и темные отметинки стали отчетливее, а весь костюм более нарядным.

Паучки продолжали жить вместе. Мамаша охотилась на мух, а иногда нападала на добычу и покрупнее.

Вот за липкую паутинную нить задел ногой комар-долгоножка. Неподвижная паучиха сразу преобразилась, с необычайной поспешностью набросилась на комариную ногу и стала оплетать ее нитями. Комару-долгоножке известно, что делать в таком случае. Многочисленные предки передали ему свой инстинкт. Он тотчас замер, притворился мертвым, а потом, как только паучиха успокоилась, оторвал свою оплетенную паутиной ногу и умчался подальше от опасности.

Слабенькая нежная поденка отдалась паучихе без сопротивления.

Зато немало хлопот доставила ей крупная муха-тахина, которая изо всех сил пыталась порвать нити, оплетавшие ее тело. С помощью крыльев ей почти удалось выбраться из тенет, но одна предательская нить прочно прикрепилась к лапке, другая связала крыло. Тахина повисла на длинной паутинке и, как волчок, закружилась в воздухе. Вместе с мухой кружилась и паучиха, настойчиво продолжая нападать на добычу. Скоро длинная нить умело смотана в клубок, муха, подтянутая к тенетам, как будто начала слабеть. Осторожно паучиха подбирается к своей жертве, кусает ее в самый кончик лапки, впрыскивая яд. Муха вздрагивает и замирает.

Большое семейство требовало много пищи, и мы иногда подкармливали наших поселенцев, поднося пинцетом какое-нибудь насекомое. Но не все оказывалось годным для еды. От небольших ос паучиха решительно отказывалась, ярко-красного пилильщика убила, но есть не стала и сбросила с паутины.

А паучки все росли и не желали покидать мать.

У города Кызыла закончился наш маршрут. Здесь в жару паучки разбрелись по крыше кузова в поисках прохлады. На обратном пути, когда мы пересекли теперь уже знакомые Саяны, в жизни пауков произошло небольшое событие. Располневшая паучиха неожиданно похудела, а рядом с ней на тенетах закрасовался небольшой кокончик. Но он был не таким, как первый; через его совсем тонкую оболочку просвечивали немногочисленные крупные яйца.

Я знал, что пауки способны готовить много раз коконы с яичками, и давно ждал этого.