|
Во сне он казался еще бледнее. Рот его был слегка приоткрыт, и от дыхания в воздухе клубился пар. — Будет чертовски здорово, если он вообще вырастет, — вздохнула она. Гвен вспыхнула, сжала кулаки, но потом взяла себя в руки. — Помоги нам сбежать, — упрямо повторила она. — Не могу. Я не могу, — твердо ответила девчонка. — А если бы могла? Помогла бы? Темноволосая молчала. На ее лице, почти детском, было не различить ни одной эмоции. Гвен была уже достаточно взрослой, чтобы понять: с матерью что-то происходит. Джулия часто прикладывалась к бутылке, а к отцу уже года два как потеряла всякий интерес. Когда тому приходилось отлучаться по делам, мать торопилась уложить детей и пропадала где-то ночами. Соседи шептались, что Джулия ходит налево, и довольно скоро доброхоты разъяснили не верящей и негодующей Гвен, что это означает. От отца это знание было скрывать непросто и болезненно, хотя иной раз Гвен и казалось, что тот и сам все знает — просто не хочет мутить воду, потому что слишком цепляется за свою семью; а любит на самом деле не мать, а их с Майклом. А потом Гвен решила, что отношения матери с отцом — это их личное дело, а сама Гвен должна любить их по отдельности так же, как любила вместе. * * * Они снялись с лагеря на рассвете. Сначала Энгус забрался на крышу автобусной остановки и осмотрелся, а потом уже отправились в путь. Юэну было не привыкать весь день идти пешком, но горцы в этом искусстве явно поднаторели побольше, и выдерживать их темп было непросто. К тому же они зачем-то влезли по колено в рыхлый снег — хотя и шли вдоль старого шоссе, забитого ржавыми останками брошенных много лет назад автомобилей. — Чего мы плетемся в кювете? Может, лучше пойдем по дороге? — Мы и так идем вдоль нее, — ответил Энгус. — Да, но почему мы на нее не выходим? — Потому что это слишком просто, вот почему. — Любой, кто захочет спрятаться, поживиться или перекусить, будет первым делом следить за дорогой, — снизошел до объяснения Дугал. — Во-во, — подхватил Энгус. — В наши дни на дорогу выйдет только дурак или тот, кому терять уже нечего. — Разумно, — буркнул Юэн. Сам-то бы он, конечно, пошел по дороге. И не потому, что ему было нечего терять. Этим утром Юэн понял: то, что он принимал за облака на востоке, на самом деле оказалось холмами и горами, покрытыми снегом и туманом. До сих пор им не встречалось ни одно живое существо, кроме птиц, — да и те попадались редко. — И всюду одно и то же? — спросил он Энгуса. — Что? Юэн махнул в сторону далеких, запорошенных снегом руин и развел руками, словно охватывая снежные просторы вокруг: — Разгром и запустение. — Разгром разгромом, а вот с запустением ты поторопился. — В каком смысле? — В Шотландии всякая живность водится. Например, волки. Расплодились из старого заповедника в горах. — Ну! Взбрело же в чью-то дурную голову завезти обратно волков! И никто не подумал, что будет, если паразиты вырвутся на волю, — раздраженно заметил Дугал. Юэн посмотрел на него, ожидая подробностей, но Энгус встрял: — Волки вырвались из заповедника, когда война подходила к концу. А может, кто-то их выпустил. А как люди повымерли, тут-то им и началось раздолье. В горах от них спасу нет. Злые, черти, и вечно голодные… — Но еще хуже — медведи, — добавил Дугал. — А хуже медведей — кошаки, — объявил Энгус. — Серьезно? — с недоверием спросил Юэн. |
