Изменить размер шрифта - +
То есть, «келейно» осуществить заговор было в те дни невозможно», констатировал историк .

События переворота, которые подробно описала великая княгиня, не обошел своим вниманием и британский посланник. Екатерина находилась в Петергофе, тогда как Петр III, по ее словам, «жил и пьянствовал в Ораниенбауме». 28 июня в 6 часов утра (Кейт утверждал, что в четвертом часу – Т.Л.) в спальню Екатерины вбежал Алексей Орлов со словами: «Пора вам вставать; все готово для того, чтобы вас провозгласить». Как писал Кейт, императрица поспешила одеться, вышла из дворца через черный ход и в сопровождении Орлова «без всякой прислуги», пустилась в путь. Спустя два часа они въехали в Петербург и отправились в казармы Измайловского полка, который был уже под ружьем под командованием гетмана Разумовского. Оттуда Ее Величество проехала к Семеновскому и Преображенскому полкам и в их сопровождении направилась к дворцу.

Как утверждала сама Екатерина, когда она прибыла в Измайловский полк, там находилось всего 12 человек и один барабанщик, который забил тревогу. Тут же, продолжала Екатерина, «сбегаются солдаты, обнимают меня, целуют мне ноги, руки, платье, называют меня своей спасительницей». Затем привели священника с крестом, и все начали приносить присягу (Кейт подтверждал, что все полки присягнули «без малейшей нерешительности», исключая некоторых офицеров собственного полка императора – кирасиров). После присяги все отправились в Семеновский полк, который приветствовал Екатерину криками «Виват!». Вместе с полками она направилась в Казанский собор, где ее встречал Преображенский полк с извинениями за то, что «явились последними», поскольку часть офицеров задержала солдат, требуя оставаться верными императору Петру Федоровичу. К преображенцам вскоре присоединилась конная гвардия, пребывавшая, по словам императрицы, «в диком восторге». «Я никогда не видела ничего подобного, – признавалась Екатерина, – плакала, кричала об освобождении Отечества». Затем она отправляется в Зимний дворец, где Синод и Сенат уже были в сборе. «Наскоро» составили манифест и присягу. Екатерина спускается к войскам, которых, по ее оценкам, было более 14 тыс. человек гвардии и полевых полков. «Едва увидали меня, – не могла сдержать восторга Екатерина, – как поднялись радостные крики, которые повторялись бесчисленной толпой».

Народ принял известие о перемене монарха с ликованием. «День (28 июня) был самый красный, жаркий, – вспоминал один из очевидцев событий. – Кабаки, погреба и трактиры для солдат растворены: пошел пир на весь мир; солдаты и солдатки в неистовом восторге и радости носили ушатами вино, водку, пиво, мед, шампанское и всякие другие дорогие вина и лили все вместе без всякого разбору в кадки и бочонки, что у кого случилось..». Позднее купец Дьяконов подаст челобитную в Сенат о компенсации разграбленных у него винных погребов на сумму 24 тыс. 331 рублей. Иск будет удовлетворен.

Пока народ веселился, император, как сообщал Р. Кейт, ничего не подозревая о происходящем, направляясь из Ораниенбаума в Петергоф, повстречал слугу, посланного шталмейстером Нарышкиным. Тот и поведал Петру III о случившемся в столице. В Петергофе император узнал об отъезде императрицы – обстоятельстве, которое от него до тех пор скрывали, утверждая, что Екатерина нездорова и не встает с постели. «С этой минуты, – писал Кейт в донесении в Лондон, – несчастный император совершенно растерялся, а немногочисленные его приверженцы предались отчаянию и смущению; долго они не знали, на что решиться и лишь поздно вечером император со своей свитой … сел на галеру, проезжавшую мимо Петергофа и направился к Кронштадту, в надежде быть там принятым, но чиновники Адмиралтейства, присланные из Петербурга, узнали его, и когда император подошел к гавани, его не только не впустили, несмотря на то, что он назвал себя по имени, но даже угрожали, что откроют по нему огонь.

Быстрый переход