|
Мы все проделывали это, Бони, – сказал Рик. – Нип и Тэкк пробовали это, несмотря на то, что говорит им Дикон, и Дикон пробовал, несмотря на то, что говорили ему Род и я, и я и Род пробовали сделать то же, несмотря на то, что говорил нам Гранди, а я думаю, что и Гранди делал то же, несмотря на то, что говорила ему мать. Это переходит от поколения к поколению. Жеребенок не понимает, почему он пятится, брыкается по-старинному, встает на дыбы. Сохранился тот же старинный крик, который испускаешь, когда падаешь в грязь головой туда, где должен бы быть хвост, и внутренности у тебя трясутся, словно пойло из отрубей. Тот же самый древний голос говорит тебе на ухо: «Ну, дурачок, на что ты рассчитываешь, делая это?» – На здешней ферме мы не думаем о том, чтобы восставать во всем нашем величии. Идем парой или в одиночку, как прикажут.
– А человек-тиран сидит и пялит глаза на вас, как вот теперь. Не правда ли, вы испытали это, сударыня?
Это последнее замечание было обращено к Тедде. Всякий сразу мог видеть, что бедная, старая, беспокойная Тедда, отгонявшая мух, провела бурную молодость.
– Зависит от человека, – ответила она, переминаясь с ноги на ногу и обращаясь к своим товарищам. – Они немного обижали меня, когда я была молода. Я думаю, что была немного нервна, а они не позволяли мне проявлять эти качества. Это было в графстве Монроэ, в Нью-Йорке, а с тех пор до того, как я пришла сюда, я возила такое количество людей, что могла бы наполнить ими целую гостиницу. Человек, продавший меня, сказал моему теперешнему хозяину: «Смотрите же, я предупредил вас. Не моя будет вина, если она сбросит вас посреди дороги. Не запрягайте ее в высокий кабриолет и не пускайте без наглазников, – говорил он, – и без вот этой узды, если желаете возвратиться домой невредимым». Ну, первое, что сделал хозяин, – это достал высокий кабриолет.
– Не могу сказать, чтобы я любил высокие кабриолеты, – сказал Рик, – они плохо удерживают равновесие.
– А для меня так очень удобно, – сказал Марк Аврелий Антоний. – Там всегда на заднем сиденье бывает ребенок, и я могу остановиться, пока он собирает красивые цветы, да и ухватить травки. Женщины всегда говорят, что мне надо угождать, я не довожу дела до того, чтобы проливать пот.
– Конечно, я ничего не имею против высокого кабриолета, когда могу его видеть, – быстро продолжала Тедда. – Меня раздражает, когда эта несносная штука прыгает и качается позади моих наглазников… Потом хозяин посмотрел на узду, которую продали вместе со мной, и сказал: «Господи Боже мой! Да ведь с такой уздой самая смирная лошадь станет на дыбы!» Потом он взял простую узду и надел ее так, как будто обратил особое внимание на чувствительность моего рта.
– А у вас есть это чувство, мисс Тедда? – сказала Тэкк.
Рот у нее был словно бархат, и она знала это.
– Может быть, и было, мисс Тэкк, да я забыла. Потом он отпустил повод – это в моем стиле – и, право, не знаю, имею ли я право рассказывать это – он… поцеловал… меня…
– Ну, клянусь копытами, – сказала Тэкк, – не понимаю, отчего это некоторые люди бывают так дерзки!
– Полно, сестра, чего притворяться? – сказал Нип. – Ведь ты получаешь поцелуи всякий раз, когда начинаешь хромать.
– Ну, нечего об этом рассказывать, несносный! – крикнула Тэкк и громко фыркнула.
– Конечно, я слышала о поцелуях, – продолжала Тедда, – но на мою долю их выпадало мало. |
