Таким образом, появилась возможность реального осуществления «путешествий во времени». Данная перспектива вызвала высочайший накал международной напряженности, главным образом из опасений о том, что произойдет вмешательство в «нормальный ход истории» со стороны как силовых структур государств, так и (что гораздо опаснее) частных лиц.

В результате контроль за всеми темпоральными исследованиями был сосредоточен в руках Комитета Темпоральной Безопасности, первоначально организованного при ООН (создание КТБ пришлось на последние годы существования этой эфемерной организации)…

ВНИМАНИЕ!  Данная интерактивная обучающая программа предназначена исключительно для курсантов АКАДЕМИИ МЕГАИСТОРИИ в системе КТБ при изучении теоретической части вводного курса «ОСНОВЫ ТАКТИКИ ХРОНООПЕРАЦИЙ» (Кафедра прикладных темпоральных воздействий AM КТБ). Для подтверждения правомочности использования данной программы введите индивидуальный номер и личный пароль ВТОРОГО УРОВНЯ…

ГЛАВА 10

А в кипящих котлах прежних боен и смут

Столько пищи для маленьких наших мозгов…

Владимир Высоцкий. «Баллада о борьбе»

Опять пришла на фронт весна — сон продолжается. 1 апреля 1943 года. Хутор Казачий, между Харьковом и Волконовкой. Сыро, тепло и грязно. Дело к вечеру.

Меня попросили сводить заезжего корреспондента «по местам баталий», что я и сделал. Благо идти было недалеко, а сама «баталия» закончилась под утро.

Два подбитых немецких танка стояли на окраине хутора. Ближе к нам, у самой околицы, стоял сгоревший Pz-IV со склоненной к земле длинноствольной пушкой. Некогда покрытый белой камуфляжной раскраской, танк сейчас был покрыт слоем жирной копоти. Из распахнутого башенного люка на борт свисал убитый эсэсовец. Обгорел он качественно — только подковки на ботинках блестели. А сам он был под цвет танка, и смердело от него соответственно. Жаркое из человечины пахнет своеобразно, особенно свежее. Поэтому, подойдя к горелому танку вплотную, журналист из «Красной Звезды» Кривицкий не стал задавать мне никаких дополнительных вопросов. Он просто согнулся пополам и шумно обрыгал закопченные траки немецкой машины.

Глядя на сиреневые разводы винегретной репортерской блевотины (хорошо они там, в штабе корпуса, живут, жрут или винегреты, или как минимум борщи с натуральной свеклой…), разлившиеся по грязи и талому апрельскому снегу, я думал — до чего же пошло устроен мир. Отчего-то на любой войне, в любой точке земного шара всегда найдется и горелый имперский бронеход, завалившийся носом в деревенский колодец, и вот такой вот дохлый крысоед, главное достоинство которого — обувь… Нет, все-таки нужные книги я в детстве читал. А вот капель датского короля я, вероятно, уже так и не найду… Хотя это все лирика.

Вывернув из себя последние остатки штабной трапезы, корреспондент долго икал. Понятно, что смотреть на второй танк, продырявленный в двух местах Pz-IIIL, он не пожелал. А пока мы шли обратно, к нашим самоходкам, я вспомнил, чем для меня был памятен последний год. Оказалось, что практически ничем. По определению классика, это была «всяческая суета».

После истории с угоном секретного «Дорнье» я попал в какой-то хитрый госпиталь в ближнем Подмосковье. Точнее сказать, это был филиал Разведупра при госпитале — маленький одноэтажный флигелек на четыре двухместных палаты. Две из них вообще пустовали, в одной лежал какой-то то ли финский, то ли венгерский летчик, который, будучи сбит и пленен, согласился сотрудничать с советской разведкой. Ну, и в еще одной палате в гордом одиночестве лежал я.