Он арендовал буксир, а через год уже выкупил его. Так началось восхождение к славе «пароходного короля» всей Камы.

Он не жалел средств, перенимая новое. Судовладельцы стали переводить паровые машины с дров на мазут — и Митя тоже перевёл. Появились наливные суда — он заказал себе такие же. Коломенский завод начал выпуск дизелей — Якутов был среди первых покупателей. Дмитрий Васильевич Сироткин придумал гигантские баржи — и Якутов последовал его примеру. Технический прогресс превращал большой расход в огромную прибыль. А прибыль Якутов вкладывал в том числе и в работников своего Соединённого пароходства. Эту политику он заимствовал у Генри Форда, когда съездил в Америку и увидел, как устроен завод Хайленд-парк, на котором потерпели крах профсоюзы. И революцию большевиков Дмитрий Платонович расценивал как ошибочное решение проблем. Но с историей он не спорил, как не спорил с прогрессом.

— Товарищи! — перекрывая гомон, заговорил Демидов. — Речком ещё не получил полную номенклатуру национализированных судов. Что я Главкому доложу? Почему затонные комитеты тянут? Саботажничают?

— А социализированные пароходы считать? — спросили из рядов.

Рогожкин, третий член коллегии, поднялся с места.

— Никакой социализации большевики не признают! — объявил он. — Это анархо-синдикализм! Если кто не соображает, вышибем из партии!

— Мои баламуты мой буксир сдуру социализировали, — негромко сообщил Якутову Нерехтин. — А я не спорил. Сгорел амбар — гори и хата.

— Лучше скажите, когда суда из затонов выпустят? — закричали в рядах.

— Когда надо, тогда и выпустят! — ответил Демидов. — Сами видите: обстановка сложная. Белочехи, Дутов, бандиты на Каме. В городе окопалось офицерское подполье — похитили Михаила Романова. Не время для навигации. Занимайтесь ремонтом, доделывайте то, что зимой не успели. А потакать мелкобуржуазным пережиткам советская власть не будет. И наш флот не будет обслуживать спекулянтов. Проявляйте сознание, товарищи!

— Они доведут народ до греха, — прошептал Нерехтин Якутову. — В затоне буйны головы готовят бунт, чтобы вырваться. И мои баламуты с ними хотят.

— Надеетесь их остановить, Иван Диодорыч?

— Кто меня там теперь слушает? — горько вздохнул Нерехтин.

За большими окнами зала заседаний синела мучительно пустая Кама — ни пассажирских пароходов, ни буксиров с баржами или плотами. Дебаркадеры пристаней были заколочены, а сотни судов бессильно ржавели в затонах.

09

Этот сквер на Монастырской улице горожане называли Козьим загоном. Сквер красиво стоял над крутым откосом камского берега. В густых липах скрывалась старинная деревянная ротонда с колоннами и куполом.

— К чему такие предосторожности, Ханс Иванович? — спросил Якутов.

Кама синела в темноте тускло и просторно, а поперёк движения реки через небосвод простиралась дымно светящаяся полоса Млечного Пути.

— Вы слышали о побеге Великого князя Михаила? — ответил Викфорс.

— Разумеется, слышал.

— Никакого побега не было. Михаила просто расстреляли, но не добили.

— Поясните, — с тревогой потребовал Якутов.

Ханс Иванович был управляющим Нобелевским городком. Товарищество братьев Нобель построило на Волге, Каме и Оке около десятка перевалочных пунктов — городков. У Нобелей всё делалось тщательно и вдумчиво. Сутью любого городка были огромные клёпаные баки для нефти и мазута; участок с баками был огорожен противопожарными рвами. На реке сооружали затон и пирсы, ставили плавучую нефтеперекачку. В стороне от баков располагались кирпичные дома аккуратного посёлка для работников с обязательным садом, клубом, маленькой школой, лазаретом и электростанцией.