Блейда, однако, вовсе не соблазняла перспектива грядущей гениальности. Если информация хлынет в его мозг слишком бурным потоком, не вытеснит ли она воспоминаний о бедняжке Зоэ? И о дюжине‑другой весьма приятных девушек? Это было бы трагедией, которую статус гения вряд ли искупил.

– Простите, сэр, – он снова приподнялся в кресле, – но я же перестану быть самим собой! Этот гений окажется совсем другим человеком… и я вообще не испытываю тяги ни к точным наукам, ни к наукам вообще. Я вполне доволен своей жизнью.

Лорд Лейтон поднял руку.

– Подумайте, мистер Блейд. Ведь вы, насколько мне известно, кончали Оксфорд… вы представляете, о чем идет речь. Подумайте же как следует и взвесьте все обстоятельства, прежде чем сказать нет. Подумайте о своей стране и о том бедственном положении, в котором она оказалась в нашу эпоху… – тон его светлости стал патетическим. – Да, я – гений, мистер Блейд, но один я способен сделать немногое. Если эксперимент удастся, мы сможем производить гениев дюжинами, сотнями, тысячами – и тогда Англия снова обретет достойное место под солнцем! Без армий и флотов, без промышленных предприятий и банков – только за счет знания! Мы станем первыми, мы превратимся в ведущую силу технического прогресса! – внезапно голос его упал почти до трагического шепота: – Ну, можете ли вы теперь отказаться, мистер Блейд? Спросите себя – можете ли?

Блейд понял, что ему дурят голову, но выбора, похоже, не оставалось. Кивнув головой, он сглотнул сухой ком в горле и опять уселся в проклятое кресло. Лейтон торопливо протянул руку к большому рычагу, торчавшему из панели управления и надавил его. Раздался низкий гудящий звук; затем кожу Блейда начали покалывать слабые электрические разряды.

Теперь он не сумел бы пошевелить и мизинцем; мышцы не слушались приказов разума, тело не повиновалось ему. Боли не было, но какая‑то невидимая сила удерживала его в кресле – словно гигантская невидимая ладонь, обладавшая, тем не менее, несокрушимой твердостью и мощью.

Блейд сидел, прикованный к креслу незримыми цепями электромагнитного поля. Затем перед его глазами все начало расплываться, голова стала распухать, как воздушный шар, наполняемый газом. Скрюченная фигурка Лейтона превратилась в цветной огненный волчок, потом в вихрь вращающегося тумана, который поплыл прочь, все дальше и дальше, пока не исчез во тьме. Стеклянные стены кабины вдруг потекли как вода и обрушились на Блейда, но он не ощутил на груди и плечах освежающей влаги. Провода, словно крошечные змейки, вцепились в его плоть блестящими челюстями, но укусы их не вызывали страдания.

В ушах его раздался грохот урагана; теперь он был совершенно свободен и, покинув кресло, летел вверх, вращаясь и паря в абсолютной пустоте. Он стал духом без тела! Он продолжал существование в каком‑то нематериальном мире, где ощущал себя одновременно огромным, как планета, и крошечным, словно муравей.

Снова взвыл ураган – ярость, сотканная из света и тьмы. Блейд мчался с невообразимой скоростью, погружаясь в грандиозное облачное месиво. Ударила молния. Еще. Ближе! Блейд познал холод и страх; крик разорвал его горло, когда молния сверкнула опять, совсем рядом.

Сверкающий электрический разряд, словно клинок из голубоватой стали, вонзился в него, рассекая череп. Мозг Блейда взорвался и истек болью; она казалась жуткой, непереносимой.