— Грев, если я добьюсь разрешения твоей госпожи, ты не против сегодня со мной побороться? Никто тут не в состоянии так меня поколотить, как ты.

— Ваше благородие преждевременно меня хвалит, — ответил слуга, оглядываясь через плечо. — Я еще не вылечил свои треснувшие ребра.

— А я — вывихнутое плечо.

— Сейчас у вас обоих будут трещины и вывихи, — пригрозила княгиня, обходя большой островок травы. — Нет, Глорм, ни на что ты согласия не добьешься и с моим телохранителем драться не будешь, поскольку сегодня ты должен сидеть со мной и развлекать меня так, как только сумеешь. Я вдова моряка, и меня следует утешать.

— Соломенная вдова пока что… Не говори такие вещи на берегу моря.

— Что, ты тоже суеверный? Всех вас, похоже… помочило. — Княгиня, не в силах порой найти подходящее слово, использовала первое попавшееся, пришедшее ей в голову; хотя порой это и бывало забавно, сейчас означало, что ситуация вовсе не смешна и с ее высочеством лучше сегодня не ссориться. — К сожалению, ты прав, воин. Я еще не вдова, я все еще жена морского окуня, который даже в супружеской постели двигается так, будто плавает.

Грев, который был скорее другом, чем слугой ее высочества, тем не менее знал, когда ему следует ускорить шаг и не слушать больше ее болтовню. Бурное прошлое княгини порой давало о себе знать, и в ее словах можно было услышать как цинизм тайного соглядатая трибунала и бездушный холод наемного убийцы, так и яд интриганки, и развязность потаскухи. Она была всем из вышеперечисленного. А кроме того — самой неверной из всех жен, каких только носила земля. Самой неверной — и самой любящей из всех. Ради своего мужа-моряка она позволила бы сварить себя живьем. На исходе минувшего лета он не успел вернуться на Агары, а это означало, что он опоздает на три месяца — если вообще появится когда-нибудь… Никто не ходил осенью по Просторам. Однако княгиня каждый вечер стояла на обрывистом берегу и ждала. Для нее не существовало плохой погоды, она не боялась дождя или бури.

И она была первой, кто увидел среди клубящихся волн черный силуэт корабля. На борту отважного парусника лучшие в мире моряки под руководством своего капитана пробились сквозь штормы и вернулись домой, совершив небывалый подвиг… Женщинам больше не приходилось ждать.

В стене прибрежной крепости виднелась маленькая железная дверца, а в небольшой нише стоял на посту стражник. При виде приближающихся людей он заколотил по железу кулаком, что-то сказал в небольшое окошко и вернулся на свое место. Лязгнули отпирающиеся засовы. Княгиня и ее спутники оказались в узком коридорчике. Идя следом за солдатом с факелом, они вскоре вышли на внутренний двор.

Раскинувшиеся широким полукругом укрепления не были крепостью в точном смысле этого слова, скорее соединенными друг с другом самостоятельными крепостными комплексами, прикрывавшими порт от нападения с суши и моря. Узкий портовый канал был перегорожен тяжелой цепью, протянутой между низкими, но очень массивными башнями. Их называли бастионами; новое слово, использовавшееся только на Агарах, казалось тем не менее подходящим для сооружений, подобных которым не имелось больше нигде во всем Шерере. Эти странные башни задумывались как платформы для крупнокалиберных орудий. Маленькое агарское княжество было обязано своей силой не только прекрасному военному флоту и многочисленным каперским кораблям. Пытаясь защитить свою независимость, оно сделало ставку на новые виды оружия, недооцененные войсками Вечной империи. В Шерере давно уже не строили крепостей, пороховые же орудия устанавливали только на палубах кораблей. В разбойничьем княжестве, пополнявшем свою казну доходами от торговли военными трофеями, не хватало людей, чтобы создать серьезную армию, но хватало денег… И оно искало свой шанс в новинках.