— Этих бастионов недостаточно, — сказал Глорм, глядя на вырисовывавшийся во мраке приземистый силуэт сооружения. — Империя все еще могущественна.

— Хоть ты и отчаянный рубака, но политик из тебя никакой, — почти презрительно заметила княгиня. — Нет больше никакой империи.

Они вошли в жилое здание крепости, где размещалась одна из трех резиденций княгини.

— Нет больше никакой империи, — повторила Алида, поднимаясь по лестнице. — Армект и Дартан защитятся от любого нападения, но они неспособны вести наступательную войну на море, а тем более за морем. Уже сегодня, если бы я захотела, я могла бы загнать обе эти державы на сушу… но я не хочу, так как они возят по воде разные полезные вещи, которые нет смысла покупать или производить на Агарах.

Это было не совсем правдой. За объявлением континенту тотальной морской войны несомненно последовало бы уничтожение всех дартанских и армектанских кораблей в водах Шерера… а через несколько лет, необходимых для восстановления флота, беспримерное возмездие. Удаление болезненной язвы, каковой являлись Агары, можно было по разным причинам откладывать — но борьбу с гангреной откладывать было уже нельзя. Сколь бы ни различались интересы Армекта и Дартана, потеря влияния на морях не могла не привести к заключению перемирия. Континентальные государства не смирились бы с заключением в сухопутных границах. Другое дело, что сила агарского княжества росла, и то, что не удалось бы сейчас, могло стать возможным лет через пятнадцать или двадцать. Княгиня Алида порой любила по-мужски играть мускулами, но, в сущности, знала, на что способно ее маленькое государство.

— Через двадцать лет, — добавила она, — пуп земли будет здесь, в Ахелии. Я не говорю, что она станет столицей какой-нибудь империи… Но это будет город, с которым придется считаться всем другим городам Шерера, включая Роллайну и Кирлан, не говоря уже о Дороне.

Следуя мимо коптящих возле бойниц лучин, они добрались до верха лестницы. Дальше находились комнаты княгини, а правее — гостевые. Двери охраняли стражники с копьями.

— Пойдем ко мне. Нет, я не стану тебя соблазнять! — фыркнула она. — Впрочем, ты вообще знаешь, что это такое? Или хотя бы что такое женщина?

— Не очень, — признался он. — Они никогда меня особо не привлекали… Но и мужчины тоже, — быстро добавил он, видя ее поднятые брови, и она могла бы поклясться, что он слегка покраснел. — Как-то было… не до того.

Она пожала плечами.

— Если бы на свете было больше таких, как ты, я уже давно бы умерла с голоду. Все, что у меня есть, я извлекла из мешочков, болтающихся у мужчин между ногами. Их не без причин называют «достоинством».

Равнодушная откровенность, с которой она всегда вспоминала о своем прошлом, неизменно повергала его в смущение. Ему было без малого пятьдесят, он многое повидал в жизни, но только на далеких Агарах научился краснеть в присутствии женщины. Словно мальчишка.

В крепости у княгини было только две комнаты. Хозяйка и гость расположились в дневной, очень удобно и даже богато обставленной. Слуги подали вино и сушеные фрукты, забрав плащи. Освободившись от просторной пелерины, блондинка вообще перестала быть похожей на властвующую особу. Невысокая и округлая, скорее симпатичная, чем красивая, она, как правило, носила косу, переброшенную на грудь. Она была, как говорится, неопределенного возраста — ей с равным успехом могло быть как тридцать один, так и сорок семь лет, а сколько на самом деле, не знал, похоже, даже ее муж.