– Напечатайте это в вашей новой книге, которая будет великолепна.

Тут он встал во весь рост на корме и продекламировал:

         О! башни Юлия, вечное зло Лондона,

         Вскормленное гнусностями и полуночными убийствами, —

         Нежная Темза течёт спокойно, пока я окончу свою песнь,

         И вот моя могила такая же маленькая, как моё ложе.

Я тоже поэт и могу чувствовать за других людей.

– Сядьте, – сказал я, – вы перевернёте лодку.

– Эй, я сижу, сижу, как наседка, – он тяжело опустился на место и прибавил, грозя мне пальцем:

         Учись, благоразумный, – тщательное самонаблюдение

         Есть корень мудрости.

– Как мог человек вашего положения так напиться? Это большой грех, и вы должны на все четыре стороны помолиться Богу за то, что я с вами… Это что за лодка?

Мы уже поднялись далеко по реке, и вдогонку за нами шёл бот, на котором сидело четверо людей, мягкими и равномерными взмахами весел приближавшихся к нам.

– Это речная полиция, – сказал я как можно громче.

– О, эй! Если ваш грех не найдёт вас на суше, то уж, наверное настигнет на море. Они, по-видимому, собираются дать нам выпить?

– Весьма вероятно. Я позову их.

Я крикнул.

– Что вы там делаете? – отвечали с бота.

– Это динги, которая ушла от «Бреслау», потому что кабельтов развязался.

– Это не кабельтов развязался, а его развязал вот этот пьяница, – заорал мой спутник. – Я забрал его с собой в лодку, потому что он не может держаться на твёрдой земле.

Тут он раз двадцать прокричал моё имя, так что я почувствовал, как густой румянец покрывает моё лицо.

– Через десять минут вы будете сидеть под замком, мой друг, – сказал я, – и я сомневаюсь, чтобы вас скоро освободили…

– Шш… молчи, дружище. Они думают, что я ваш дядя.

Он взял весло и принялся брызгать водою в сидевших в лодке, когда они приблизились к нам.

– Прелестная пара! – сказал полицейский.

– Я буду всем, чем вам угодно, если вы только возьмёте от меня этого беса. Доставьте только нас на ближайшую пристань, и я не причиню вам больше никаких затруднений.

– Какая испорченность, какая испорченность! – завопил человек, опускаясь на самое дно лодки. – Он похож на гибнущего червя, этот человек! И ради какой-то жалкой полкроны – быть захваченным речной полицией в самом расцвете сил!

– Будьте великодушны, гребите! – закричал я. – Человек этот пьян…

Они подвезли нас к отмели, где был пожарный или полицейский пост; трудно было рассмотреть что-нибудь во мраке. Но я хорошо видел, что они относятся ко мне не с большим уважением, чем к моему спутнику. Я ничего не мог объяснить им, потому что я доставал дальний конец кабельтова и чувствовал себя лишённым всякой респектабельности.

Мы вышли из лодки, причём мой товарищ шлёпнулся прямо лицом на землю, а полицейский суровым тоном задал нам несколько вопросов относительно динги.