Утром проснулся Полежаев чуть жив, да не сам, а милиция разбудила.

Вы, говорит, объявление о продаже бубена давали?

Полежаев напугался. Я, говорит.

А где оно?

Кто?

Да бубен.

А вон, на холодильнике лежит.

Посмотрела милиция на бубена, повертела, побрякала.

А кроме бубена, говорит, ничего не находили?

Ничего. А что?

А из дома культуры вафельной фабрики инструменты украли. Бас-бабалайку, три домры, металлофон и баян.

А при чем же здесь бубен? – спрашивает Полежаев.

Бубен ни при чем, говорит милиция, но для порядку надо проверить. Мало ли.

И ушла.

Остался Полежаев опять один с бубеном. Черта на шкапе и того нет, только кожура от фрукта помело на столе валяется.

Пошел опять в редакцию. Дай, думает, попрошу за бубена сто рублей, и ладно. Не березовские небось, нам сто рублей – и то деньги. Взял на всякий случай бубена в сумку – вдруг что.

А редакция говорит: поздно, товарищ. Мы теперь только объявления сексуального характера печатаем. У вас которого характера?

У меня – бубена продать.

Бубена – нам неинтересно, говорит редакция. Вот если бы у вас была женщина надувная или там гей-видео.

А вам самим бубена не надо? – говорит Полежаев. Им, когда пежишься, можно по заднице хлопать, оно вроде как сексуальное тоже.

Прогнали Полежаева из редакции.

* * *

Запаршивел Полежаев, заскучал. Опять к цыганам сходил, опять черта видел. Черт теперь не со шкапа, а из телевизора смотрел. То про Хаттаба говорил, то про Буша, а то про поддержку отечественного автопрома. Один раз из-за черта вроде Путин проглянул, да тут же исчез.

С чертом не так скучно было. Полежаев ему на бубене играл, черт, бывало, пел. Зычно так, с душой. «У нее глаза – два брильянта в три карата». Полежаев раз заплакал даже – больно красиво было. Потом в просветление взял словарь, посмотрел – маленькие какие-то глаза получаются. Оно и то – черт ведь.

Сволочь.

Цыганы Полежаева узнавать уже стали. Поясок от куртки вернули; не надо, говорят.

А однажды проснулся Полежаев, видит, а бубена нету.

В шкапе смотрел, в холодильнике, под диваном и в туалетной комнате – нигде нету бубена.

И умер.

А потому это смерть его приходила.