|
Обычно на таких делах не попадались, власти на них смотрели сквозь пальцы, но уж если попадешься, тогда держись! Музыкальные вкусы Семена Семеновича Моисеева были далеки от бурных увлечений молодежи шестидесятых годов, но ему было жаль, что совсем юному человеку, не вору и не убийце, к тому же сыну героя-фронтовика, ломают жизнь ни за что ни про что. Моисеев, рискуя репутацией в глазах бдительного партийного начальства, которого страшно боялся, приложил все усилия, чтобы эпизод спекуляции расценили как малозначительный, и буквально спас подследственного от обвинения в идеологической диверсии. Что стало с Левой после, не интересовался. А он, оказывается, вот как расцвел!
— Да, вот именно столько лет и столько зим, Семен Семенович! — басил Лева, неловко обнимая бывшего следователя через букет. Розы, пропоров шипами целлофан, отчаянно кололись. — Ты что, уехал на Запад? — Точно так, — согласился Лева, про себя усмехаясь советской наивности, до сих пор обозначающей весь спектр неодинаковых, конкурирующих, иногда грызущихся между собой стран одним безликим словом-маркировкой «Запад». — Я всегда подозревал, что ты кое-чего добьешься… Да ты проходи, проходи! Если хочешь, вот тапочки… Нет, не сюда, здесь Настина комната. Моя — дальше и направо. — Спасибо, Семен Семенович, не надо тапочек. Настя вам кто: дочь, супруга? — Соседка. У нас тут по-прежнему коммунальная квартира, Лева. — Надо же, какая архаика! Я-то думал, в Москве давно не осталось коммуналок. И вы, заслуженный человек, рисковавший жизнью во имя родины… — Брось, Лева, брось! Я старик, мне много не нужно. Я прирос корнями к этой жилплощади, здесь как-нибудь доживу. Ты лучше о себе: чем занимаешься? — Занимаюсь я, если разобраться, все тем же, только в других масштабах. Здесь меня клеймили как спекулянта — там я уважаемый человек, продюсер, владелец галерей современного искусства… — Значит, фигурально выражаясь, Лев прыгнул? — Прыгнул, Семен Семенович, еще как прыгнул! Мог ли я тогда мечтать? — Западная жизнь пошла тебе на пользу. Надо же, какой солидный стал! А был, как сейчас помню, такой худенький испуганный маменькин сынок. Мама тебе все какие-то баночки с едой таскала… — С куриным супом! Значит, и вы не забыли? В комнате Семена Семеновича они объединенными усилиями достали со шкафа хрустальную вазу «каменный цветок» и отправились в ванную комнату, чтобы набрать воды для роз. Пока Семен Семенович дожидался, когда вялая желтоватая струйка наполнит вазу хотя бы до половины, Лева оглядывал стены с проплешинами на месте отвалившегося кафеля, темный потолок, на котором шелушилась краска, отдельными чешуйками падая в раковину. Дать ему денег на ремонт? Не примет. Еще и рассердится. К тому же коммунальная квартира, нужно учитывать других владельцев… Но как же его отблагодарить? — Семен Семенович, — принял наконец решение Лева, — как насчет гульнуть? — Гульну-уть? — Небольшой горбатый нос и округлившиеся глаза делали Семена Семеновича похожим на растерянного пожилого филина. — Ну да! Приглашаю вас в лучший ресторан Москвы. В какой хотите. Какой лично вы считаете лучшим? Назначайте время и место. К изумлению Левы Ривкина, даже на это невинное приглашение Семен Семенович отрицательно помотал головой. Ай да следователь Моисеев! Неподкупный Марат какой-то! — Ты уж прости, Лева, в ресторанах давно не пью. Ни водка, ни коньяк в горло не лезут… Насладился видом вытянутого Левиного лица и торжествующе завершил: — А вот по месту жительства и прописки выпиваю, и даже с удовольствием! Хочешь мне доставить радость? Сделай хорошую закупку в ближайшем пятидесятом гастрономе на Сретенке, сейчас эта лавочка именуется «Седьмой континент». |
