А отпущенное ему время уходило.
Вверх по ступенькам. Он упал и ободрал колено. Но продолжал двигаться. Кип пересек вестибюль – судя потому, что запах нафталина и пыли ударил ему в нос – и стал подниматься вверх по лестнице. На лестнице нельзя заблудиться, пока можешь отличить верх от низа. У него была цель там, наверху. В его комнате должно найтись что‑то подходящее – бритвенное лезвие, например; а если его там нет, то существует окно.
И в конце концов, он хотел видеть их опять перед тем, как умереть. Их обеих, Анжелику и Нэнси. Женщину, которую он любил, и женщину, которая любила его. Тут был весь его мир.
Гостиная была погружена в темноту, только иногда проскальзывал отблеск отраженного розового сияния неоновой рекламы. Он обошел, пошатываясь, остатки трона Нэнси и погрузился в холодную пустоту за кушеткой, ощупывая пол в поисках своей забытой спортивной сумки. Шприц должен был быть все еще здесь; подойдет, если он сможет найти вену – трубка с воздухом, закупорка кровеносного сосуда, остановка сердца, чистая и тихая.
Он нашел сумку, но в ней не оказалось шприца. Вообще ничего, кроме бутылки, которая была слишком большой, чтобы в ней было что‑то полезное. Он поднес ее к окну и стал рассматривать. Не лекарство, но что?
Сливовый сок с витамином. Точно; он положил бутылку в сумку со всем остальным тряпьем без всякой задней мысли, просто потому, что не хотел оставлять ее. И вот она здесь.
– Один глоток – это полглотка…
Кто? А, конечно, спиритическое послание. Что, они имели в виду витамин? К.М., Кип Морган, один глоток – это полглотка…
Два глотка – это на глоток больше, чем надо…
Конечно. Почему бы и нет? Маленькие голубые человечки, сидящие на месте водителя в голове у мадам Раймы. Привидения спиритуалистов – было над чем посмеяться, если вы на это способны – которые лепечут всю эту чепуху, противореча один другому со скоростью шесть миль в минуту. Но иногда – о, очень нечасто! – они передавали сообщение, которое имело смысл.
И это должно было быть то, чего они хотели, опять – «они»; существа, которые создали карантин, удерживая его от того, чтобы он рассказал о том, что знает. На глоток больше, чем надо. Последний глоток. Очень просто: передозировка витамина окажется ядом.
Кип открутил пробку, но все еще колебался. Позвать их? Зачем… Чтобы произнести предсмертную речь, десять бессмертных слов с икотой посередине?
Обезьяны умерли в конвульсиях. Черт с ним, черт с ним, у него нет времени на вежливости. Он умрет как попало.
Кип заколебался опять. После того, как он откупорит бутылку и глотнет, при том, что его душа теперь, без сомнения, грязна, он наверняка окажется сидящим в чьем‑то затхлом черепе, копающемся в старых привычках и желаниях?
Не задавай мне вопросов, и я не буду отвечать тебе ложью. Не обращай внимания, откуда взялось это вещество, и что оно сделает с тобой. Если у тебя нежный желудок, заткни нос.
Он поднял бутылку, открыл рот и глотнул. Жидкость пошла вниз так, как разливается желчь, и некоторая часть ее попала в дыхательное горло.
Задыхаясь, Кип упал на колени и сбросил лампу, стоявшую на краю стола. Шнур от лампы врезался ему в живот, когда Кип падал. Он рухнул, уронив на пол ноги, руки и всю эту дурацкую связку кишок, которую человек зовет своим телом. Кип был печален заглушающей все печалью, и радостен острой радостью, что он скоро освободится от всего.
Он начал чувствовать легкое головокружение и онемение, и если таков был процесс умирания, то это было вовсе неплохо. Но ему показалось, что он уже чувствовал себя так когда‑то; и он боялся этого, еще сам не зная почему. Затем он услыхал, что началось бормотание, и даже тогда он не понял, хотя он ощущал, что голоса не были внутри него…
Лампа на потолке зажглась. В проеме дверей, ведущих в холл, стояла Нэнси и смотрела вниз на него. |