Снова вызвав Инфундибулум, Эверетт ввел результат преобразования. Коды Паноплии кружились и вращались. Есть! Эверетт выделил код и скопировал его в окошко контроллера. Приборная панель загорелась зеленым.

— Все готово к прыжку.

— «Он избавляет и спасает, и совершает чудеса и знамения на небе и на земле», — пробормотал Шарки.

Капитан Анастасия спросила в переговорное устройство:

— Вы готовы, мистер Макхинлит?

— И к полету, и к прыжку.

— Мистер Сингх…

— Минуточку! — проорал Макхинлит. — Мне бы вернуть назад кабели!

Капитан Анастасия выругалась про себя.

— Сколько?

— Две минуты.

— Выполняйте. Сен, стоим на месте. Мистер Сингх, по моей команде. Мистер Шарки, как далеко от нас аэропланы?

— Они уже здесь, — промолвил Шарки, и корпус дирижабля вздрогнул, когда три сверкающих истребителя вынырнули из ниоткуда и пронеслись прямо над ними, злобно завывая моторами. Эверетт невольно пригнулся. Капитан Анастасия осталась стоять у обзорного окна.

— Ах, хороши, — прошептала она.

— Снова диспетчерская, — сказал Шарки. — Либо мы немедленно приземляемся, либо они нас сбивают.

— Кабели на месте, — отрапортовал Макхинлит. — Можем трогаться.

— Эверетт, все в ваших руках.

Он нажал на кнопку.

Не хватает звука, подумал Эверетт. Шума двигателей, как в «Вавилоне-5», когда космический корабль выходит из гиперпространства, или жалобного рыка динозавра, как в «Докторе Кто», когда Тардис дематериализуется. Одна белизна… и вот ты уже в другом мире.

— Ты что-то сказал, Эверетт Сингх? — спросила Сен.

— Нет.

— Странно, я отчетливо слышала.

— Я ничего не говорил.

— Может, и не говорил, но какой-то звук издал.

— Звук?

— Похоже на вууум.

— Что?

— Вум. Только долгий. Вууум.

— Никакого вууума я не издавал.

— Нет, издавал, издавал, издавал!

— Прыжок повредил твой слух. — Эверетту пришлось покривить душой. Он издал звук. Вууууум. Звук, с которым дирижабль перемещается в другой мир через портал Гейзенберга. И хотя Сен надулась, Эверетт заметил, что капитан Анастасия улыбается.

Вууум, прошептал он одними губами.

Снег засыпал город. Поначалу Эверетт не узнал свой Лондон, свой Тоттэнхем, затем тени, очертания и снежная каша сложились в знакомый силуэт. Вот Нортумберленд-роуд, а вот грузовики и платформы Энджел-роуд-стейшн. Мертвое водяное око — Локвудский резервуар, а это площадь справа от Хай-роуд. По субботам они с отцом часто гуляли по Хай-роуд.

Эверетт притянул монитор и кликнул на камеры фюзеляжа. Прямо под ними расстилались засыпанные снегом трибуны и квадрат зеленого газона.

— Есть! — прошептал Эверетт. Математика не подвела, «Эвернесс» зависла прямо над стадионом.

— Где мы? — спросила Сен.

— Уайт-харт-лейн. — Эверетт ощущал себя могущественным и непобедимым, словно только что заколотил мяч между столбиками ворот внизу.

Сен смотрела вопросительно, и он пояснил:

— «Тоттенхэм хотспур». Единственное место в городе, где никто в нашу сторону и не взглянет. Рекламный дирижабль все время висит над стадионом. Спрячемся на самом виду. А когда они сообразят, нас и след простынет.