Сначала сказалось само безумие происходящего, неожиданность — что он вообще надумал? А потом стало почти смешно: «Это же Уилл, я ему в матери гожусь!»

И, наконец, через несколько секунд или минут, когда его рука забралась под пояс ее джинсов и Сара не воспрепятствовала этому, даже тогда она не оттолкнула Уилла от себя, подумала, что, возможно, ну… и…

«Я напилась. Скажу, что перебрала. Теперь уже поздно сдавать назад».

В последующие несколько лет она думала об этом с оттенком притупленной нежности, как о поступке, о котором не можешь себе позволить сожалеть. Она притворялась, что ей было хорошо. Сказала себе: это было ей нужно, чтобы снова почувствовать себя человеком, вспомнить, что она — женщина и все еще достаточно молодая, поэтому может совершать спонтанные, глупые поступки.

Но теперь, когда она сидит в машине, вглядываясь в серый двор, моросящий дождь и темнеющее небо, в ее памяти все всплывает по-другому.

Мысленно Сара возвращается в ту летнюю ночь и стоит в собственном саду, глядя сверху вниз на женщину и молодого парня, который жестко трахает ее в траве.

Она пьяна, и ее подташнивает. Уилл лежит сверху, и прикосновение его пальцев, по-юношески пытающихся сымитировать предварительные ласки, оказывается грубым. Земля, на которую днями палило солнце, отдается под ней твердостью, в плечо вгрызается камешек. И глядя на себя в таком положении — с бледными, неловко раздвинутыми ногами, джинсами, которые продолжают болтаться на одной лодыжке и с более-менее одетым Уиллом сверху, — Сара со своей воображаемой позиции с отвращением отворачивается и замечает, как из дома, покачиваясь, выходит Луис, ищет Уилла или ее, а может, выходит без какого-либо определенного намерения, просто подышать свежим воздухом. Он замирает, ловя взглядом две бледные фигуры, движения которых ни с чем не спутаешь. По его лицу расползается широкая ухмылка, и он подкрадывается ближе, чтобы узнать, кто там.

Лицо женщины повернуто в сторону холма, может, у парня слишком резкий запах изо рта, или потому что она больше не хочет смотреть на него.

Однако Уилл слышит неловкие шаги и поворачивается, при этом не останавливаясь; даже, наоборот, начинает трахать ее сильнее — так, что она издает звук, напоминающий крик, как будто от боли. И тогда Уилл видит лицо Луиса. Он ухмыляется и подмигивает.

Сара роняет голову на руль.

О господи!

Эйден

Она произносит все с определенной холодностью в голосе.

— Думаю, нам лучше остаться просто друзьями, — говорит она.

Вы сидите в гостиной коттеджа в понедельник, и морозное зимнее солнце светит в окна. Ты предложил ей кофе или чай; она отказалась и от того, и от другого.

Она избегает смотреть тебе в глаза, но не расстроена; держит голову высоко поднятой, взгляд устремлен в точку на белой стене напротив.

— Что-то случилось? — спрашиваешь ты.

Сара не шевелится и не отвечает, и ты начинаешь сомневаться, что она вообще тебя услышала.

— Сара? В чем дело? Что произошло?

— Скажи, чем ты зарабатываешь на жизнь? — спрашивает она, и впервые за все время мимолетная улыбка появляется у нее на лице. — Кажется, ты мне так и не говорил.

Так вот оно что, думаешь ты. Она все знает — или, по крайней мере, знает достаточно, и теперь тебе нужно подобрать правильные слова и очень, черт побери, быстро, попытаться все исправить.

— Я делаю сенсуальный массаж, — говоришь ты.

Она кивает, как будто ждала, что ты начнешь все отрицать, и злость немного спадает, потому что этого не произошло.

— Луис сказал мне, ты занимаешься проституцией.

У тебя вырывается непроизвольный смешок, громкое «Ха!», потому что такое слышать тебе не впервой.