На заре приходит индианка,

         Нежит тело смуглое в волне,

         А поздней крылатая светлянка

         Танец искр ведет как по струне.

         Но струне извилистой и странной,

         Как в ноже малайском лезвие,

         Как извивы губ моей желанной,

         Как любовь, где все мое – твое.

         Переливы, срывы, и отливы,

         Погасить, чтоб вновь сейчас зажечь,

         Это ль, в час, когда все сны красивы,

         Не души к душе живая речь.

         Белый лотос тридцать белых крылий

         Развернул и смотрит в водоем,

         Расцвети же, лучшая из лилий,

         В танец искр мы два огня сольем.

Вдруг

         Я люблю тебя, как сердце любит раннюю звезду,

         Как виденье, что увидишь в зачарованном бреду.

         Я люблю тебя, как Солнце любит первый лепесток,

         Как рожденье нежной песни в светлой зыби легких строк.

         Я люблю тебя за то, что ты телесная душа,

         И духовное ты тело и бессмертно хороша.

         Ты бессмертное виденье розовеющей зари,

         Я любви твоей воздвигну в разных далях алтари.

         Аргонавтом уплывая, я прикован к кораблю,

         Но чем дальше удаляюсь, тем сильней тебя люблю.

В тихом заливе

         В тихом заливе чуть слышные всплески.

         Здесь не колдует прилив и отлив.

         Сонно жужжат здесь и пчелки и оски,

         Травы цветут, заходя за обрыв.

         Птица ли сядет на выступ уклонный,

         Вспугнута, камень уронит с высот.

         Камешек булькнет, и влаге той сонной

         Весть о паденье кругами пошлет.

Вечерний ветер

         Вечерний ветер легко провеял – в отдалении.

         В лесу был лепет, в лесу был шепот, все листья в пении.

         Вечерний ветер качнул ветвями серебристыми.