Высшим знаком я отмечен и, не помня никого,

         Буду слушаться повсюду только сердца своего.

         Если море повстречаю, в глубине я утону,

         Видя воздух, полный света, и прозрачную волну.

         Если горные вершины развернутся предо мной,

         В снежном царстве я застыну под серебряной луной.

         Если к пропасти приду я, заглядевшись на звезду,

         Буду падать, не жалея, что на камни упаду.

         Но повсюду вечно чуду буду верить я мечтой,

         Буду вольным и красивым, буду сказкой золотой.

         Если ж кто-нибудь захочет изменить мою судьбу,

         Он в раю со мною будет – или в замкнутом гробу.

         Для себя ища свободы, я ее другому дам,

         Или вместе будет тесно, слишком тесно будет нам.

         Так и знайте, понимайте звонкий голос этих струн:

         Влага может быть прозрачной – и возникнуть как бурун.

         Солнце ландыши ласкает, их сплетает в хоровод,

         А захочет – и зардеет, и пожар в степи зажжет.

         Но согрею ль я другого, или я его убью,

         Неизменной сохраню я душу вольную мою.

    Январь 1902

В домах

М. Горькому

         В мучительно-тесных громадах домов

         Живут некрасивые бледные люди,

         Окованы памятью выцветших слов,

         Забывши о творческом чуде.

         Всё скучно в их жизни. Полюбят кого,

         Сейчас же наложат тяжелые цепи.

         «Ну что же, ты счастлив?» – «Да что ж… Ничего…»

         О, да, ничего нет нелепей!

         И чахнут, замкнувшись в гробницах своих.

         А где-то по воздуху носятся птицы.

         Что птицы! Мудрей привидений людских

         Жуки, пауки и мокрицы.

         Всё цельно в просторах безлюдных пустынь,

         Желанье свободно уходит к желанью.

         Там нет заподозренных чувством святынь,

         Там нет пригвождений к преданью.