Кто в мертвую глубь враждебных зеркал

         Когда-то бросил безответный взгляд,

         Тот зеркалом скован, – и высокий зал

         Населен тенями, и люстры в нем горят.

         Канделябры тяжелые свет свой льют,

         Безжизненно тянутся отсветы свечей,

         И в зал, в этот страшный призрачный приют,

         Привиденья выходят из зеркальных зыбей.

         Есть что-то змеиное в движении том,

         И музыкой змеиною вальс поет,

         Шорохи, шелесты, шаги… О старый дом,

         Кто в тебя дневной, не полночный свет прольет?

         Кто в тебе тяжелые двери распахнет?

         Кто воскресит нерассказанность мечты?

         Кто снимет с нас этот мучительный гнет?

         Мы – только отражения зеркальной пустоты?

         Мы кружимся бешено один лишь час,

         Мы носимся с бешенством скорее и скорей,

         Дробятся мгновения и гонят нас,

         Нет выхода, и нет привидениям дверей.

         Мы только сплетаемся в пляске на миг,

         Мы кружимся, не чувствуя за окнами луны,

         Пред каждым и с каждым – его же двойник,

         И вновь мы возвращаемся в зеркальность глубины.

         Мы, мертвые, уходим незримо туда,

         Где будто бы всё ясно и холодно-светло,

         Нам нет возрожденья, не будет никогда,

         Что сказано – отжито, не сказано – прошло.

         Бойтесь старых домов,

         Бойтесь тайных их чар,

         Дом тем более жаден, чем он более стар,

         И чем старше душа, тем в ней больше задавленных слов.

Безглагольность

         Есть в русской природе усталая нежность,

         Безмолвная боль затаенной печали,

         Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,

         Холодная высь, уходящие дали.

         Приди на рассвете на склон косогора, –

         Над зябкой рекою дымится прохлада,

         Чернеет громада застывшего бора,

         И сердцу так больно, и сердце не радо.