Мне хочется, чтоб ты, вся бледная от муки,

         Под лаской замерла, и целовал бы я

         Твое лицо, глаза, и маленькие руки.

         И ты шепнула б мне: «Смотри, я вся – твоя!»

         Я знаю, все цветы для нас могли возникнуть,

         Во мне дрожит любовь, как лунный луч в волне.

         И я хочу стонать, безумствовать, воскликнуть:

         «Ты будешь навсегда любовной пыткой мне!»

«Отчего мне так душно? Отчего мне так скучно?..»

         Отчего мне так душно? Отчего мне так скучно?

         Я совсем остываю к мечте.

         Дни мои равномерны, жизнь моя однозвучна,

         Я застыл на последней черте.

         Только шаг остается, только миг быстрокрылый,

         И уйду я от бледных людей.

         Для чего же я медлю пред раскрытой могилой?

         Не спешу в неизвестность скорей?

         Я не прежний веселый, полубог вдохновенный,

         Я не гений певучей мечты.

         Я угрюмый заложник, я тоскующий пленный,

         Я стою у последней черты.

         Только миг быстрокрылый, и душа, альбатросом,

         Унесется к неведомой мгле.

         Я устал приближаться от вопросов к вопросам,

         Я жалею, что жил на земле.

Благовещенье в Москве

         Благовещенье и свет,

         Вербы забелели.

         Или точно горя нет,

         Право, в самом деле?

         Благовестие и смех,

         Закраснели почки.

         И на улицах – у всех

         Синие цветочки.

         Сколько синеньких цветков,

         Отнятых у снега.

         Снова мир и свеж и нов,

         И повсюду – нега.

         Вижу старую Москву

         В молодом уборе.

         Я смеюсь, и я живу –

         Солнце в каждом взоре.