Теперь я подправляю людям не здоровье, а их слова – я пишу и редактирую сценарии для телевизионных комедий. Отныне плохой день на работе – это вышедший из строя ноутбук или ужасный рейтинг у какого-нибудь ужасного ситкома, то есть, по большому счету, ничего примечательного. Я не скучаю по плохим дням в профессии врача, однако скучаю по хорошим. Мне не хватает моих коллег, мне не хватает возможности помогать людям. Мне не хватает чувства, что я сделал что-то нужное, которое я испытывал по дороге домой с работы. А еще мне стыдно, что после стольких потраченных страной на мою подготовку денег я просто взял и все бросил.

Медицина по-прежнему остается для меня чем-то очень близким – нельзя просто взять и перестать быть врачом. Нельзя заставить себя перестать подбегать к упавшему на дороге велосипедисту, перестать отвечать на СМС от друзей, спрашивающих у тебя совета по поводу зачатия ребенка. Так что когда в 2016 году правительство объявило войну врачам – заставило их работать больше, чем когда бы то ни было, за меньше, чем когда бы то ни было, – я был полностью солидарен с врачами. А когда правительство принялось снова и снова нагло врать, будто доктора жадничают, будто они пошли в медицину ради денег, а не чтобы помогать людям, я был попросту в бешенстве, поскольку знал, что это не так.

Младшие врачи потерпели в этом сражении поражение главным образом потому, что правительство своим злым раскатистым голосом просто их заглушило, потому что они были слишком рассудительными и тихими. Я понял, что каждый медработник – будь то врач, медсестра, акушерка, фармацевт, физиотерапевт или фельдшер «скорой» – должен как можно громче заявить о реалиях своей работы, чтобы, когда в следующий раз министр здравоохранения начнет врать, будто врачами движет жажда наживы, люди знали, насколько нелепы эти заявления. Кто в здравом уме пойдет в медицину из корыстных соображений? Я бы такой работы не пожелал никому. Я испытываю бесконечное уважение ко всем рядовым работникам НСЗ, потому что сам в итоге с этой работой явно не справился.

Пока я писал эту книгу, через шесть лет после того, как ушел из медицины, я встретился с десятками бывших коллег. То, что многие из них уволились из родильного отделения, явно говорит о том, что НСЗ оказалась на коленях. Каждый из них говорил мне про массовый уход людей из медицины. Когда я бросил медицину, это был лишь небольшой сбой в матрице, незначительное отклонение. Теперь же во всех больницах полно людей, которые привели в действие запасной план – уехали работать в Канаду, перешли в фармацевтическую компанию или устроились где-то в Сити. Большинство из моих бывших коллег сами отчаянно искали выход из ситуации – политикам удалось задушить в них замечательных, преданных своему делу врачей, у которых иначе не было бы никаких причин уходить. В былые времена эти люди ради своей работы переносили свои свадьбы.

Другой общей темой для всех врачей стало то, что все один за другим снова и снова переживают самые грустные, самые мрачные случаи из своей практики. Мозг словно проигрывает эти истории в самом высоком качестве. Они помнят, в какой именно палате это произошло, пускай последний раз в этом родильном отделении они и были 10 лет назад. Помнят, в какой обуви был муж их пациентки, какая песня звучала по радио. У старших врачей-консультантов дрожат голоса, когда они рассказывают про случившиеся с их пациентами несчастья – эти высокие и статные мужчины едва сдерживают свои слезы.

Один друг рассказал мне про проведенное им посмертно кесарево: мать замертво упала перед ним, и он вырезал из нее ребенка прямо на полу. Ребенок выжил.