— Ваше величество, ваше сиятельство, — лепетал трактирщик, путая титулование. — Мы думали, что вы позже прибудете, обед еще не готов.

Но Инга фон Севр, увидев меня, проигнорировала слова хозяина, а устремилась к своему незадачливому телохранителю.

— Граф Артакс, а вы уже здесь? — удивилась девушка. — Вы же больной, должны лежать на постоялом дворе. Думала, примерещилось, что Гневко в конюшне стоит.

Как требовал этикет, я встал, изобразил поклон и поинтересовался:

— А вы, сударыня, избавившись от меня, решили развлечься?

— Так обоз тащится, словно беременная курица, я и решила, что поеду побыстрее, — наморщила мордашку юная княгиня, а потом поинтересовалась. — А что вы такое едите? — Принюхавшись, догадалась сама. — Яичница с ветчиной. Я тоже хочу.

— Так и подсаживайтесь ко мне, здесь на двоих хватит, — хмыкнул я, кивая остолбеневшему трактирщику. — Тащи вилку для Ее высочества.

В моей родной Швабсонии, даже при дворе какого-нибудь захудалого барона ни у кого не хватило бы фантазии кормить яичницей девушку из знатной семьи, да еще прямо со сковородки. А тут нравы попроще и скоро принцесса Инга бойко уплетала мою порцию и это у нее так славно получалось, что я жестом приказал хозяину — мол, сделай еще. Нет, хорошо, когда девочка кушает с аппетитом, но я рисковал остаться голодным. Разделавшись со второй порцией, принцесса с довольным видом похлопала себя по брюшку, скрытому кольчугой:

— Вкусно. И почему при дворе яичницу не подают?

— Потому что она считается едой пейзан и солдат, — пояснил я. — Дворянство должно питаться благородной пищей. Мясом и сыром, жареной дичью.

— Глупость какая, — скорчила удивленную физиономию Инга. — Разве может быть неблагородной пища, если она вкусная? — Я только пожал плечами, а юная принцесса, как это бывает с подростками, задала новый вопрос. — Граф, а как вы оказались здесь раньше нас? И как ваши раны?

— Раны притихли, не беспокоят, — постучал я на всякий случай по столу. — А раньше вас, так я просто дорогу срезал, проехал напрямую через болото.

Тем временем нам принесли бокал вина для принцессы, а мне большую чашку, заполненную чем-то темным, по цвету напоминающим каву, но пахнущим совсем иначе.

— И что это? — поинтересовался я.

— Цикорий, — подобострастно отозвался хозяин. — Кавы у нас никогда не водилось, но это не хуже.

Я отхлебнул. Нет, до кавы этому пойлу далеко, но пить вино, после той злополучной ночи, мне не хотелось.

— Кстати, а что такое пикша болотная? Никогда о таких не слышал, — поинтересовался я, вспомнив эпитет, которым меня наградил трактирщик при встрече.

— Пикша болотная — это кабанчик, что на болоте живет, — вместо хозяина постоялого двора ответила принцесса. — Но у него вместо копыт лапки, как у утки. Охотник увидит пикшу, думает, что кабан, пойдет за ним, а эта сволочь его в самую трясину заводит, откуда выхода нет. Но если охотник умелый, да на мокроступах, он пикшу свободно на копье возьмет. Правда, мясо у нее жесткое, тиной воняет, но если вымочить, а потом со специями тушить, так и ничего.

Вона, какие твари на болотах встречаются.

— Ступайте прочь, — царственно взмахнула ручкой принцесса, а когда трактирная прислуга, пятясь задом, удалилась, спросила: — Граф, вы за кого посоветуете мне замуж выходить — за герцога или за его сына?

Я чуть цикорием не подавился. А мы за кого ее сватали? А, мы сватали ее за герцогскую корону, а не за человека.