Что поделать, кофе у него превосходный. Насколько мне известно, его привозят откуда-то с юга рослые торговцы с кожей цвета ночи. От их караванов всегда идет запах специй и кофейных обжаренных зёрен, а одежды настолько пестры, что рябит в глазах.

Солнце медленно поднималось на небосвод.

Пока мой завтрак готовился, я подперла подбородок кулаком и прикидывала, что делать со свалившимся на голову вчера вечером «счастьем».

Пока ничего толкового не приходило.

Где-то на краю сознания сидел здравый смысл и смотрел на меня с укором. Ему не понравились ни внезапность предложения, ни кандидат в мужья. Однако жадность… в смысле, жажда обеспечить себе будущее и позволить немного больше, чем обычно, его победила. Интуиция же посмотрела на всё это дело и резюмировала: «Будет весело».

Весело — это хорошо. Потому что если человек скучно живёт, то он начинает придумывать всякие пакости и гадости. А оно вам надо?

Звякнул колокольчик, и дверь тихо отъехала в сторону. На пороге показался господин Розенцвайг.

— Счастья и процветания, — дребезжащим голосом пожелал он. — Масуми, я пришёл поздно, но у меня есть чудесные шоколадные чашечки, которые не найти нигде в городе. Ты меня не прогонишь, Масуми. Я это знаю.

Розенцвайгу было под семьдесят. Седые волосы, очки на кончике носа, неизменный клетчатый жилет и пара массивных перстней на левой руке, в которых постоянно собирается чжу.

— Тебя попробуй прогони, Натан, — хмыкнул господин Исудзу, выйдя из кухоньки и ставя передо мной тарелки. — Приятного аппетита, госпожа Шитара.

Я сложила руки лодочкой в благодарственном жесте и улыбнулась.

— О-о-о! Марджари, вы здесь! — обрадовался господин Розенцвайг. — Кажется, моё утро становится намного лучше, чем можно было подумать. Раз вас видеть, милая. Как настроение? Наверно, вся в мыслях о предстоящем мероприятии?

Он уселся рядом, быстро передал хозяину «Ночной закусочной» сумку с лакомством и с любопытством уставился на меня.

Я несколько растерялась и чудом не выронила хаси — деревянные палочки для еды. В Джапоне в ходу именно хаси, а не вилки. В Тлен-Авиве — наоборот. В Шавасаки же каждый выбирает то, что ему по душе. Никого не удивит, если вы будете есть тем, что удобнее, позабыв о культурных различиях двух народов.

Точно так же, как и то, что я сейчас ем лепешки, джапонские куриные котлетки цукуне и тлен-авивскую баклажанную пасту бабагануш. Не верите, что вкусно? Ха, сначала попробуйте!

— Я вас тоже рада видеть, господин Розенцвайг. Но позвольте узнать, о каком мероприятии речь?

На этот раз удивился он.

— Как это? Разве может думать молодая красивая женщина о чем-то другом, кроме этого?

Господин Исудзу в это время вынес чай для ювелира и с интересом посмотрел на меня.

— Хм… Вы выставили на продажу то колье с рубинами и серьги в виде огненных птиц? — предположила я.

Комплект был великолепен, но Розенцвайг по каким-то причинам не хотел его продавать. Я уговаривала, убеждала, торговалась, предлагала ужин с госпожой Бет-Шалом, но старик не сдавался. И если сейчас он все решил продавать, о-о-о!

— Марджари! Я не об украшениях, я о свадьбе! Ваш жених заказал у меня вчера обручальные кольца!

* * *

— В смысле, было заказано за неделю до того, как прийти ко мне? — спросила я, картинно уперев руки в боки.

— А что? Прекрасный срок, — ни капли не смутился Алон. — Золото, рубины и бриллианты. Я бы мог сомневаться ещё касаемо рубинов, но, помня о ваших предпочтениях…

— Вы их наизусть учили?

— Что вы, мне секретарь предоставил прекрасную распечатку.