Изменить размер шрифта - +
 — От хорошей жизни так не запляшешь!

Она схватила его за руки.

— Пошли! — скомандовала она. — Ногу вправо, ногу влево, раз-два… Топайте, топайте! Теперь наклоняйтесь… Ко мне! От меня! Раз-два… Опять топайте!..

— Господи! — пролепетал Евдокимов. — Какой идиот это придумал?!

Марину Васильевну трудно было уговорить, но уж если она начинала заниматься, то умела заставить человека поработать.

— Раз-два! — неутомимо командовала она. — Направо, налево…

Евдокимов топал, прыгал, кланялся и про себя проклинал свою профессию.

— Ну а теперь посмотрите на меня со стороны, — попросил он Марину Васильевну. — Получается или нет?

Он подошел к пианистке.

— Рахиль Осиповна, прошу!

Она повернулась к нему как ужаленная.

— Что-о?

— Я хочу, чтобы Марина Васильевна посмотрела на меня со стороны, — просительно объяснил он. — Всего несколько па!

— Нет, нет и нет, — категорически отказалась пианистка. — Это черт знает что, а не танец! Просто стыдно вытворять такие вещи…

Она обиженно отвернулась от Евдокимова.

— Ничего! — крикнула Марина Васильевна. — Вы только играйте! Дмитрий Степанович может один…

Евдокимову пришлось соло исполнить рок-н-ролл перед Петровой.

— Ну как? — спросил он, останавливаясь перед учительницей.

— Три, — сказала она. — Даже с плюсом, принимая во внимание, что это в первый раз.

— Значит, я могу танцевать в кафе? — спросил Евдокимов.

— Можете, — разрешила Марина Васильевна. — Многие танцуют еще хуже.

Евдокимов пожал ей руку.

— А теперь идите, — сказала Петрова. — Мне и так достанется от Рахили Осиповны за эти танцы…

Евдокимов поспешил к себе в учреждение. Из своего кабинета он позвонил по телефону Галине Вороненко.

— Галиночка? — сказал он. — Здравствуйте. Это Дмитрий Степанович. Откуда? Конечно, из института. Ну, у нас одну работу можно делать десять лет, никто и не спросит. Что вы сегодня делаете вечером? Ах заняты? С Эджвудом? Жаль. Почему жаль? Потому, что я научился танцевать рок-н-ролл. Очень интересно… Ах вы тоже хотите? А как же Эджвуд? Ну хорошо. Куда? В кафе на улицу Горького? Хорошо. Буду. Нет, обязательно буду. Целую. Не модно? Что не модно? Ах целоваться не модно? Ну, тогда… — он плоско сострил, Галина засмеялась. Плоские остроты, очевидно, были в моде.

 

7. Дядя Витя заболел

 

Перед тем как отправиться в кафе, Евдокимов заехал за Анохиным.

Дверь открыла Шура.

— Проходите, пожалуйста. Он вошел в комнату.

Все там выглядело очень идиллично, только окно было наглухо занавешено черной шалью, так, как это делали во время войны, соблюдая правила затемнения.

Шура перехватила взгляд Евдокимова.

— Чудит мой, — объяснила она. — Говорит, окно будет освещено, хулиганы могут запустить камнем.

— А я за вами, — сказал Евдокимов Анохину. — Вы мне нужны.

— Надолго? — спросила Шура.

— На весь вечер, — сказал Евдокимов. — Хочу провести с ним вечер в кафе.

— Я могу обидеться, — сказала Шура. — Я ревнивая.

— Со мной можно отпустить, — сказал Евдокимов. — Вас я не приглашаю: нельзя же оставить дочку…

— Я пошутила, — сказала Шура.

Быстрый переход