|
Но для него было достаточно того, что я рассказал про бутылку джина. Слава богу, что не проболтался про вермут. Он мне полчаса трындел о вреде алкоголя, как разрушительно он действует на молодой, неокрепший организм. Припомнил и старые грехи. Я, конечно, пытался все свалить на тебя и Пульхерию Афанасьевну, но, по-моему, у меня это плохо получилось. – Гриша поднялся с кровати, потянулся и зевнул во весь рот. – Ну все, мне надоело толочь одно и то же. Ничего же страшного не случилось. А папулина ярость скоро пройдет. Завтра прибежит как ни в чем не бывало: «Сыночек, малыш, я был с тобой немного груб…» Он резко обернулся к Герману: – Ну ты доволен? Я все тебе рассказал. Можешь не трудиться и не проводить со мной воспитательную беседу, я очень устал. Проваливайте отсюда. Мне надо отдохнуть.
Герман поднялся, Пульхерия шагнула к нему. Они молча смотрели на Гришеньку. Вдруг он широко улыбнулся: – Ну, чего вы так расстроились? Братец, я тебя обожаю, хоть ты и ужасный зануда. А Пульхерия у тебя просто прелесть. – Он подошел к ней, взял за руку и, изображая пылкую страсть, прижал к губам. Пульхерии показалось, что поцелуй был до неприличия долгим. Она вырвала руку и спрятала за спину. – Я в нее тайно влюблен, – признался Гришенька с притворной улыбкой. – Будешь ее обижать – отобью. – Он потянулся к ней, обнял и вытянул губы, словно собирался поцеловать еще в щеку. – Господи, да у меня сын старше тебя. Влюблен… Не говори чепухи, дубина. – Она отцепила его руки от себя и отряхнулась, будто от пыли. – Не хочешь, как хочешь. Мы люди не гордые. Была бы честь предложена. Гришенька развернулся на сто восемьдесят градусов, подошел к кровати, плюхнулся на нее и схватил пакет с семечками. К Александру Николаевичу они заходить не стали и отправились сразу домой. В машине Герман спросил: – Ты ему поверила? – А что еще остается делать? – Его рассказ похож на правду. Вы с папой хорошее алиби придумали. Она передернула плечами, как от озноба. – Я знаю, Пуляша, ты считаешь его ужасным. – Успокойся, он хорохорится, но на самом деле ему страшно. – Представляю, каково сейчас папе. Мне его даже жалко. По твоему, он ему верит? – Какая разница, верит он или нет, мы все равно этого никогда не узнаем. – Пожалуй, нам стоило зайти к нему. Хотя он опять начнет обвинять во всем нас с тобой. Как ты думаешь, что на самом деле случилось? Пульхерия помолчала немного, прежде чем ответить. – По всей видимости, у Вики была с кем-то встреча. Безбоязненно открыла дверь убийце, впустила в квартиру, следовательно, она доверяла ему. – А этот человек ее убил. – … А этот человек ее убил, – повторила она слова Германа. – И в землю закопал, и на камне написал… Но самое ужасное, что этот убийца ходит среди нас. А вдруг он еще когонибудь убить захочет? – с испугом спросила она и прижалась к нему. – Не бойся, милая, я буду тебя защищать. Или попрошу папу приставить к нам охрану. Но я твердо уверен, что просто так никто никого не убивает. Всегда есть причина. – Что же такое совершила эта девочка, за что поплатилась жизнью? – чуть слышно прошептала Пуля.
– Пульхерия Афанасьевна, вы сказали Герману Александровичу про Ленечку? – Нет еще. Можете сами все рассказать. – Герман Александрович, Александр Николаевич дал мне денег на лечение, чтобы показать моего Ленечку самым лучшим врачам в Москве, а Пульхерия Афанасьевна предложила ему пожить у нас после больницы. |
