– Напротив, я вас слишком хорошо знаю, дорогая Пульхерия Афанасьевна, – испуганно прервал ее следователь, – поэтому предупреждаю: никакой самодеятельности! Если будет нужно, я посажу вас под домашний арест. Нет, лучше упрячу за решетку.

– На каком основании, если не секрет? – усмехнулась она.

– Что-нибудь придумаю…

– До чего же вы, менты, упертые! – с раздражением воскликнула Пуля. – Почему вместо того, чтобы искать настоящего преступника, вы сажаете за решетку невиновного, да еще при этом замечательную отмазку себе придумали: «Спасем ее от нее же самой, она так поступает, потому что любит»? Ничего не скажешь – благородно, и совесть чиста. Неужели история, которую я вам рассказала, так неправдоподобна? Тряхните Гришеньку. У него непременно окажется рыльце в пушку. Поставьте алиби Гришеньки против алиби Никиты. Какое из них перевесит? Хотите, Штыкин, с первого раза отгадаю ваш ответ?

– Не слишком ли многого вы, Пульхерия Афанасьевна, от меня хотите? Предлагаете, чтобы я сунул голову в пасть льву? Так мне не привыкать, вы же знаете. А вот вы в эту пасть лезть испугались. Кто мне говорил, что Григорий Гранидин невиновен? Забыли? Вам напомнить? Я не вижу у него никаких мотивов. Ну запутался маленько. Папочка ему, как водится, постарался помочь уладить дело втихую. Что здесь плохого? Да, я не хочу рисковать, я обычный человек, не Дон Кихот, с ветряными мельницами воевать не хочу. Да и где они, эти мельницы? Ау? Только имейте в виду, у меня ведь есть еще начальство, которое дружит с этим самым львом. Оно меня вызвало к себе и строго-настрого наказало поскорее закончить это дело, да без скандала. Что бы вы на моем месте делали?

– Не знаю, – вяло ответила Пуля.

Штыкин пожал плечами:

– Вы меня обвиняете в бездействии, но сами ничем не помогли. Кроме голословных утверждений, ничего от вас не слышал. Мне очень жалко вашего Назарова. Парень-то неплохой, это видно. Вы знаете, я терпелив, но эмоциями меня не возьмешь. Если у вас есть факты, приходите – выслушаю, рассмотрю ваши факты через увеличительное стекло. Мне вы можете говорить что угодно, но если попробуете устроить скандал в суде, предупреждаю, я вам тогда помочь не смогу. Найдутся ребята, которые вас быстро поставят на место. С Гранидиным шутить нельзя. Подумайте о своем сыне и очаровательном внуке. Кстати, как они? Кажется, они в Испании?

– Нормально. Там климат не такой отвратительный, как у нас. Фрукты дешевые круглый год, – пробурчала Пульхерия.

– Ну и отлично. Рад за вас.

Он впервые за весь день улыбнулся ей. Она ответила кислой улыбкой, больше похожей на гримасу.

Повторный осмотр места преступления

– Пульхеша, ты как там?

Звонок подруги оказался как нельзя кстати. Эмоции переполняли сознание, их надо было выплеснуть, иначе она чувствовала, вот-вот взорвется или забьется в истерическом припадке. Рассказав Марине о своих злоключениях, Пуля слушала сочувственные слова – бальзам для души.

– Ну и домработница у тебя! Мегера, почище Медузы Горгоны, – возмущалась Марина. – И Штыкин тоже молодец, карьерист несчастный.

– Он здесь ни при чем, на него сердиться глупо. Рад бы мне помочь, да не может – начальство наседает. Меня больше задело предательство Медведева. С виду такой добрый, отзывчивый.

– А я его понимаю, – возразила подруга, – он искренне считал, что ты попала в ловушку своего же собственного припадка безумного самопожертвования.