У него появилось искушение с грохотом повесить трубку, но он сдержался и лишь мягко надавил на рычажок: если он видел медсестру, то и она могла заметить его. Он продолжал держать трубку телефона-автомата, наблюдая, как она положила свою, поднялась из-за стола, вызвала санитара, и они оба отправились на стоянку.

Джэко прошел длинным коридором больницы и выбрался из нее через другую дверь. От главных ворот он оглянулся и увидел, что через парковку несут носилки. Он сделал для Уилли все, что мог.

Теперь ему требовалась другая машина.

– Присаживайтесь, Ласки, – сказал Фетт. – Не желаете ли чашку кофе?

– Мне приходится пить кофе целыми днями. Слишком вредно для сердца. Так что я, пожалуй, сейчас воздержусь, спасибо.

– Тогда, быть может, немного спиртного?

Ласки покачал головой. Отказ принимать знаки гостеприимства стал для него одним из способов ставить хозяев в чуть неловкое положение.

– Я очень хорошо знал вашего отца до ухода старика в отставку, – сказал он. – Его смерть стала для всех нас подлинной потерей. Понимаю, так говорят о многих людях, но только применительно к нему это чистая правда.

– Благодарю вас. – Фетт откинулся на спинку клубного кресла напротив Ласки и закинул ногу на ногу. За очень толстыми стеклами очков разглядеть выражение его глаз не представлялось возможным. – Но это произошло уже десять лет назад, – добавил он.

– Боже, уже так давно? Он, разумеется, был намного старше меня, но знал, что, как и его предки, я тоже выходец из Варшавы.

Фетт кивнул.

– Да. Первый Натаниэль Фетт пересек всю Европу на осле с мешком золотых монет.

– А я совершил такое же путешествие на угнанном у нацистов мотоцикле с чемоданом, набитым совершенно обесценившимися рейхсмарками.

– Но при этом ваш взлет оказался значительно более стремительным.

Его мимоходом осадили, понял Ласки. Фетт четко давал понять: «Быть может, мы польские евреи-выскочки, но все же не такие наглые выскочки, как ты». Этот биржевой юрист стал для Ласки достойным противником в затеянной им игре. Чего стоили одни лишь очки… Они маскировали выражение его лица так, что он не нуждался в источнике света у себя за спиной.

Ласки улыбнулся:

– Вы очень похожи на отца. Ход его размышлений невозможно было угадать или распознать.

– А я пока не получил от вас никакой пищи для размышлений.

– Верно, – значит, с преамбулой и околичностями покончено, умозаключил Ласки. – Прошу прощения, что по телефону я выражался, вероятно, немного загадочно. Вот почему большая любезность с вашей стороны согласиться на встречу так оперативно.

– Вы намекнули, что хотели бы сделать одному из моих клиентов предложение на сумму, исчисляемую семизначной цифрой. Как же я мог отказаться от срочной встречи с вами? Не хотите ли хотя бы сигару? – Фетт приподнялся и взял коробку с низкого журнального столика.

– Пожалуй, не откажусь, – сказал Ласки, хотя понял, что слишком долго раздумывал над ответом, но, как только его рука потянулась за сигарой, выложил все прямо: – Я желал бы купить у Дерека Хэмилтона его «Хэмилтон холдингз».

Время для ключевой фразы было выбрано идеально, но на лице Фетта не промелькнуло ни проблеска удивления. Ласки почти надеялся, что от неожиданности Фетт может даже выронить коробку. Но, разумеется, Фетт оказался готов услышать подобное разрыву бомбы предложение именно в такой момент. Он, собственно, с этой целью и создал нужную ситуацию.

Фетт закрыл крышку коробки и молча дал Ласки прикурить.