– Сколько захотим, столько и будем, – очаровательно улыбнулся Бантышев.

– Ты сам подставился, Джоник! Приволок с собой двух баранов…

– Как будто здесь на тебя кто-нибудь собирается покушаться! – засмеялась Олеся.

– Здесь? Да нигде не собирается!

– Неуловимый Джо! – фыркнула жена Вороного.

– Неуловимый Джоник! – моментально поправил Бантышев.

Бабкину показалось, что даже у телохранителя дрогнули губы.

– Ну, зачем вы так, – укоризненно воззвал Грегорович. Он тщетно старался спрятать мальчишескую ухмылку и придать лицу хоть сколько-нибудь строгое выражение.

Кармелита в ответ состроила удрученную мину:

– Прости, Джоник. Каждому из нас может потребоваться защита. Особенно когда все вокруг выше тебя…

Снова откровенный смех. Джоник был чуть ниже даже маленькой Олеси Гагариной.

Грегорович замахал руками:

– Прекратите! Хватит глумиться! Джоник, проехали. – Он примирительно улыбнулся. – Твой телохранитель облажался, мы над ним подшутили. Инцидент исчерпан. Танька, я пришлю кого-нибудь – пусть этот гроб вернут в гараж.

Кто пожал плечами, кто пробормотал под нос что-то недовольное, но все потянулись к выходу. Грегоровича слушались: то ли потому что он был хозяин дома, то ли уважали за заслуги. Бабкин еще за ужином отметил, что все эти люди, жестоко и безжалостно вышучивающие друг друга, не отказывающие себе в удовольствии полоснуть коллегу по цеху острыми бритвами насмешек, стихают, едва Богдан призывает их к порядку.

Все, кроме одного человека.

Джоник выпрямился и скрестил руки на груди.

– Вы оскорбили того, кто мне служит, – с пафосом, который был бы смешон, если бы в нем так отчетливо не звучало бешенство, сказал он. – И думаете, инцидент исчерпан?

Все переглянулись.

– Император… – мягко позвал Бантышев. – Корону поправьте. На уши съехала.

– Попу-то сам научился вытирать, или слуги помогают?

Джоник резко обернулся к бросившему последние слова Никите и осклабился:

– Слышь, конь вороной. Про задницу не тебе говорить!

– Ты о чем?

– Да ладно! – неприятная ухмылка на губах парня стала шире. – Здесь все свои! Можешь не скрывать историю успеха!

– Историю? – вкрадчиво повторила Анжела. Она сделала почти незаметный шаг вперед и оказалась перед мужем.

– А ты не знала? – удивился Джоник. – Никитушка, что ж ты милой не рассказал, как лег под Кацмана? Тебе ведь, говорят, понравилось. Стонал и охал на всю студию.

Вороной заморгал, и на красивом глуповатом его лице недоумение медленно, как в покадровой съемке, начало сменяться возмущением. Румянец набежал на щеки неспешной розовеющей волной, и даже рот для ответа Никита начал открывать до того плавно, словно в челюсти у него стояли два ржавых шарнира и обращаться с ними нужно было крайне бережно.

Зато жена его реагировала быстро.

– Сволочь! – выстрелила она. – Маленькая гнусная сволочь!

– Это ты Кацману скажи!

– Никита сам всего добился!

Джоник загоготал.

– Эти байки, дорогуша, впаривай поклонницам. Меня лечить не надо.

– Медицина здесь бессильна, – согласилась Кармелита.

Баширов перевел взгляд на нее. «Эту так просто из седла не вышибить», – сказал себе Бабкин.

Но Джоник фыркнул, и его уверенность померкла.

– Кто бы говорил про медицину! Доигралась со своей варёной кровью и заговорами, чернокнижница? Доколдовалась? Бог не фраер, он все видит! – в глазах Джоника блеснул фанатичный огонь.